Добрая фея короля Карла

Не выказали удивления лишь советники регента. Они ждали этого часа, были к нему готовы. Кое-кто, правда, до этого все еще сомневался, но теперь от сомнений не осталось и следа. Значит, удалось! В памяти тотчас всплыл дом у Вдовьей часовни, и вслед за этим – графиня де Монгарден. Она сумела-таки! Она знала, была уверена!.. И сбылось по ее плану. Не дама – Кумская сивилла; в жилах ее как пить дать течет кровь потомков Локусты.

Они переглянулись друг с другом, все как один: Гуго Обрио, братья Жан и Гийом де Дорман, Гастон де Ла Ривьер, д’Оржемон и аббат Ла Гранж. Только они знали, что оставались уже считаные дни… Наконец свершилось! И все взоры поползли к регенту, отныне королю. Как он воспринял известие? Что сделает сейчас? Каковы будут его первые слова?

Вместо него подал голос Ла Гранж (Карл всегда приглашал его на Совет):

– Pro rege ora, Domine. Reguiescat in pace[44].

И, очертив в воздухе крест, аббат затянул короткую заупокойную молитву. Когда она кончилась, регент, обогнув стол с развернутой на лиловом сукне картой Франции, подошел к посланцу:

– Как это случилось?

– В последние дни король тяжело и часто дышал, у него кружилась голова, его рвало. Врачи сбились с ног, ища причину, стараясь побороть внезапный недуг. Но все их усилия оказались тщетными. Государь угасал на глазах. Король Эдуард сделал все возможное. Лучшие лекари собрались у ложа больного. Стали подозревать отравление, но ни один не смог рекомендовать противоядие, не зная, какой яд мог принять король.

– А до того? Ведь прошло три месяца, как он уехал…

– Еще в январе он стал жаловаться на внезапные приступы тошноты и слабость. Ему давали что-то, чем-то поили, пускали кровь, но… проходили недели, месяцы, а королю не становилось лучше. Восьмого апреля утром, после бессонной ночи, он крикнул в последний раз: «Воздуха! Дышать! Я не могу дышать! Сделайте же что-нибудь!..» Больше он не успел ничего сказать. Медики в заключениях единодушны: кончина настала вследствие прекращения дыхания, точнее, перекрытия дыхательных путей.

– Кто же их мог перекрыть? Болезнь?..

– Именно так, ваше высочество. Врачи уверяют, что она им неизвестна.

Регент молчал, не сводя глаз с посланца. Тот прибавил:

– Король Англии скорбит. Скорбят все. Эдуард объявил траур. Гроб с телом вскоре прибудет в Париж, его будет сопровождать двор покойного монарха. Это всё, монсеньор, мне больше нечего добавить.

Новость мгновенно облетела дворец и выпорхнула за стены. В зал вошел первый герольд. Его обязанность – произнести ритуальные слова. И он их произнес, бесстрастно глядя на регента и держа перед собой жезл:

– Король умер! Да здравствует король!

* * *

Несколько дней спустя печальное шествие подошло к воротам аббатства Сен-Дени. Здесь при огромном стечении народа были погребены останки Жана II Валуа; он упокоился рядом со своим отцом Филиппом VI.

Еще в Лондоне врачи вскрыли тело, но следов яда не обнаружили. Да и кому могла прийти в голову мысль отравить пленника, который был так дорог королю Эдуарду? Тот молча стоял рядом с усопшим, отрешенно глядел на его восковое лицо и, недоумевая, как и все, думал о том, что теперь ему от царственного покойника нет никакой пользы.

Регент объявил двухдневный траур. Двое суток в Париже и во всей Франции печально перекликались колокола церквей и аббатств.

Карл никого не принимал и ни с кем не заговаривал. Ему приносили еду и, поклонившись, уходили. Он не спеша ел, без аппетита, вставал, подходил к окну и недвижно глядел вдаль на дома, на шпили башен монастыря кордельеров и крышу Сорбонны. И, слушая уныло гудевшие колокола, размышлял.

Ему досталось израненное, разоренное королевство, страдающее от чрезмерных налогов, задыхающееся в огне и дыму пожарищ. Немалая вина в том отца, неумелого правителя, негодного полководца. Следствие его безграмотной политики – война с Карлом Наваррским, восстание Этьена Марселя, бунт «жаков»… Реки крови, которой написан позорный, губительный для Франции договор в Бретиньи.

Отца уже не вернуть. Этого не смог бы сделать даже блаженный (святой) Мартин[45]. Да и не нужно. Теперь бразды правления берет в руки он, его сын. Что ему надлежит делать? Конечно же, закончить войну. Стало быть, надо начинать новую, дабы вернуть то, что утеряно. Но не сейчас. Много трудностей вначале предстоит преодолеть…

Мысли вернулись к отцу. Как же это могло случиться? Крепким здоровьем он не отличался, об этом знали все, но того, о чем поведал посланец, никогда не наблюдалось. Болели ноги, голова, но чтобы тяжело дышал и его рвало… Должно быть, виноват воздух: говорят, у них там туманы и всегда сыро.

Быстро, одно за другим, пронеслись воспоминания, и снова Карл вернулся к мыслям о грядущем. Ему предстояло исправлять ошибки отца. Бургундия, Фландрия, Англия, договор в Бретиньи, условия которого ни в коем случае нельзя выполнять… Боже, сколько их, этих ошибок! А тут еще Наварра и наемники… с юга грызут стонущую от боли страну.