Добрая фея короля Карла

Париж – и в этом Гастон не ошибся – встретил нового короля как триумфатора. Ему было не внове встречать миропомазанников, возвращающихся из Реймса, особенно если припомнить трех последних Капетингов. Все было так же, как и всегда в таких случаях: чистые улицы, фасады домов украшены полотнищами и коврами, мостовая усыпана цветами и травами, а у ворот монаршую чету приветствовали деканы университета, священнослужители и знатные горожане. По пути следования кортежа разыгрывались буффонады, изощрялись в своем искусстве жонглеры и менестрели, веселили публику бадены (шутники) и «беззаботные ребята»[52]. Ломились от еды столы в трактирах, повсюду на перекрестках улиц стояли бочки с вином – угощайся, кто хочет, нынче праздник: у них новый «отец». Кондитеры и булочники бойко торговали по сходной цене сладостями, пирожками и коржами, а блудницы из переулка Дю Клуа и с улицы Глатиньи своим вызывающим видом предлагали всем желающим чуть ли не бесплатное удовольствие.

Но вот Карл прислушался: народ, подбрасывая головные уборы и размахивая руками, славил короля, королеву и… Бертрана Дюгеклена, бретонца. Стало быть, парижанам уже известно о разгроме войска Карла Наваррского.

Кортеж миновал широкую улицу Святого Антония, далее по Сен-Жан-ан-Грев проехал мимо Винной пристани, свернул на мост Богоматери, затем – направо и по Цветочной набережной достиг дворца. Шуты встретили его приплясывая и одновременно напевая веселую мелодию. Гишар продолжал негромко играть на свирели, а Тевенен тем временем, при упоминании о битве, намекнул на поражение неприятеля любопытной побасенкой:

– Голодные собаки увидели как-то на реке ладью, а в ладье – огромный пирог. Бегали они по берегу и не знали, как его достать. Тогда они решили выпить реку, чтобы добраться до пирога. Пили они, пили, да и лопнули, а ладья поплыла себе дальше.

– Твой зятек, король, тоже бегал, бегал, да и лопнул. Теперь зашивает свою шкуру, но, того и гляди, снова станет пить.

– Будь готов, король! – подхватил Тевенен. – Собачка залижет ранку и вновь ощерит пасть.

Глава 9 Облатка и волоски из креста

До поздней ночи длились торжества. Карл устал, Жанна тоже. Перезвон колоколов на улицах и площадях наконец затих. Жизнь вошла в обычное русло.

Вскоре Карл собрал Большой королевский совет, где намечал обсудить важнейшие дела государства. Сюда, кроме друзей короля, входили: его брат Людовик; герцог Орлеанский Филипп, его дядя; епископ Парижский и бывшие советники отца: Бюси, Лоррис, Персень, де Тюдель, де Куси и другие. Перед этим Карл сказал другу:

– Отныне я должен забыть все, чем жил до этого: гулянки, пирушки, веселых женщин. Я беру в свои руки государство, а потому не имею права позволить себе жизнь праздного гуляки, которая стала присуща в последнее время моему отцу. У нас с тобой и Дорманом было немало подружек, зачастую супруга устраивала скандалы. Вспомни, как год назад мы вшестером завалились в кабачок «Белая обезьянка» на улице Двух Шаров. Ума не приложу, как Жанна узнала об этом.

– Ей нашептала одна из фрейлин, которую мы не взяли с собой. Вот ведь негодница! Катулл в таких случаях говорил: «Разглядите зависть, а за нею месть – вот вам и женщина!» Да ты забыл, верно: это была дочь герцогини де Вержи. Кстати, той же ночью она утешилась сначала с Тевененом, а вслед за ним с его приятелем.

– Ей-богу, Жанна поубивала бы наших подружек; помнится, она долго таскала за косу Антуанетту де Шомон, потом взялась было за другую, Маленькую Матильду, но та как знала: за день до этого срезала косы.

– Славное было времечко, Карл, что и говорить. Помню, на охоте в лесу Бонди мы с тобой забрели в домик лесника, прихватив с собой Жосеранду и еще какую-то девицу из служанок…

– Отныне с этим покончено, Гастон! У меня появилась дама сердца – моя жена! – и я уже не испытываю желания ей изменять. Но главное – благосостояние королевства и моего народа; оно заключило меня в свои объятия, а это покрепче сладеньких губок и нежных ножек придворных дам.

На Совете собравшиеся услышали то, чего никак не ожидали услышать от нового государя и что показало всем лицо мудрого государственного деятеля, на хрупкие плечи которого легла забота о восстановлении экономики страны, о поднятии хозяйства на прежний уровень. Это касалось в первую очередь армии – щита королевства. Карл высказал то, о чем думал после известия о смерти отца[53]: