Добрая фея короля Карла

После продолжительных прений начертили на листе пергамента предварительный план; в черту города отныне входили: аббатство Сен-Мартен, замок Тампль, монастырь Сен-Катрин, дворец Турнель, отель Сен-Поль и обитель целестинцев. За Турнелем встанет бастида Сент-Антуан, других ворот не будет до самого Тампля, затем Сен-Мартен и, ближе к мельнице деревушки Вильнёв, – Сен-Дени. Тотчас же возникли разногласия по вопросу территории, отбираемой городом у аббатств, – сады, огороды, виноградники; к этому добавлялись селения и мельницы, принадлежавшие такому крупному землевладельцу, как Церковь. Дебаты продолжались еще не один день: город желал завладеть новыми землями, аббаты не хотели их отдавать. Король в содружестве с прево и эшевенами стоял на своем: дворец Сен-Поль и предместье Сент-Антуан должны войти в черту города без выплаты ущерба. Карла неожиданно поддержала Жанна: довольно уже распоряжаться аббату, она не намерена отдавать свой подарок Церкви. К тому же город должен расти: старое платье, в которое одел его Филипп Август, стало мало и уже трещит по швам; где же еще ставить новую стену, если не за чертой предместий? Мужу понравился решительный тон супруги, да так, что отныне он стал приглашать ее на все совещания, о чем впоследствии ни разу не пожалел: Жанна и в самом деле явила ум государственного деятеля.

В последнее время, правду сказать, ей было не до того; здоровье сына заметно пошатнулось: он утратил активность, стал вял, бледен и потерял аппетит, на вопросы матери и отца отвечал рассеянно, словно не понимая, о чем его спрашивают. Ответив, долго смотрел в глаза, потом опускал голову, садился на стул или на пол и замирал в таком положении, обхватив руками колени и задумчиво глядя в одну точку. Раздумья прерывал внезапный кашель, временами исторгающий красную мокроту. Малыш часто и прерывисто дышал, говорил, что ему холодно, и его укладывали в постель. Рядом постоянно находились два монаха и королевский исповедник. Монахов прислал Содон, узнавший, что больного пользуют неизвестным снадобьем. Оно немедленно же было объявлено сатанинским, и его бросили в огонь. Какое-то время спустя оттуда показались синие язычки пламени.

– Ага! – вскричал один из монахов, в ужасе пятясь и истово крестясь. – Отец Содон был прав! Вот они, дьявольские знаки! Таков огонь в преисподней, под котлом сатаны.

Второй в страхе бухнулся на колени, стукнулся лбом об пол, забормотал молитвы. Первый тем временем зачастил, махая перед собой крестом:

– Да изыйдит злой дух! Да сгинет в пламени адское творение! Да минует меня злая чаша невзгод, ибо узрели глаза мои огнище дьяволово!

И приказал немедленно всем отвернуться, ибо «синь сатанинская» не замедлит через взор войти в душу и погубить ее. Все отвернулись. Сиделки крестились, возведя глаза к потолку, а монахи, раскрыв окна, закричали, чтобы скорее принесли простыни, которыми они изгонят из покоев злой дух. А мальчика, раздев донага, надлежит стегать плетьми, изгоняя из тела его чертей, которые закрались в него, отчего и возникла страшная напасть. Прибежали врачи, одобрили действия святых отцов и пустили малышу кровь, после чего заперли его в спальне вместе с сиделками, затворив окна, закрыв двери…

Карл с Жанной стали бурно протестовать, но тут за дело решительно взялся отец Содон, человек с тяжелым взором из-под вечно насупленных бровей, с прямоугольным лицом, с оттопыренными ушами. При одном взгляде на эту мрачную физиономию с крючковатым носом и тонкими бледными губами хотелось бежать куда глаза глядят. Но король с королевой не могли. Широко раскрытыми от ужаса глазами, испытывая скрытую неприязнь, они смотрели на это чудовище, присланное им на погибель хозяином – тем, что сидел в Авиньоне и звался папой…

На них холодно, источая зло и бессердечие, не мигая глядели маленькие, колючие, черные глаза инквизитора. Бескровные губы расклеились, изо рта потек зловонный яд:

– Всякое существо на земле есть творение Божье, а потому должно быть подвергнуто изгнанию из тела и души бесовских сил, кои имели возможность, пользуясь немощностью больного, завладеть им. Бог создал тело человека чистым и мечтает видеть его таким, ибо, как Творец, дал человеку свой облик. Нечистому же телу и душе нет спасения; силы адовы влекут их в свой дьявольский вертеп. Вы же, отец и мать, желать должны, чтобы сын ваш спасся; лишь в этом случае Бог дарует ему излечение. А дабы ускорить его, Церковь и прибегла к необходимым мерам, ибо дьяволом насылаемое крестом и огнем исторгнуто должно быть. Ныне надлежит уповать на чудодейственную силу мощей святых, кои помогут изгнать хворь и даровать исцеление.

– Да ведь мальчик был здоров! – пробовал возразить Карл. – Но как только отняли у него питье, так недуг вернулся.