Вскоре к воротам замка подъехал и Аселен. На лице у него виднелись следы крови; на лбу, ближе к виску, проступал багровый рубец, небольшой, похожий на царапину. К вечеру на этом месте вскочила шишка. Повар, едва увидев, обработал рану, наложил повязку.
– Куда сунулся? – ворчал он, качая головой. – Предупреждал же тебя.
– Вот стерва, – прошипел неудачливый соблазнитель, ощупывая голову. – Ну, я ей припомню.
– Могла и убить дурака. Или ослеп – не видел, на кого рот раззявил?
– На кого же?
– Да ведь рыцарь есть у нее.
– Неужели? – захлопал глазами Аселен.
– А ты думал – такая, да одна останется?
– Подумаешь! Она ему неровня, жениться на ней он не собирается.
– А если бы собирался?
– Ну и что? Все равно она будет моей.
Повар вздохнул и снова покачал головой:
– Ох, гляди, парень, приедет он, узнает – не сносить тебе головы.
– Вот еще! Рыцарь не станет связываться с простолюдином.
– Тогда задаст тебе хорошую трепку.
– Это мы еще посмотрим, уж я сумею за себя постоять. А эту дамочку все одно завалю.
– Как бы она тебя не завалила.
– Ха-ха! Так оно еще лучше будет.
– Лучше будет, если ты отстанешь от нее: не по голове шапка. Все уже в замке знают. А когда дойдет до графини…
– Это еще не скоро, до тех пор я от своего не отступлюсь; а уж потом отомщу ей за все. Сладка же будет победа!
– Гляди, я упредил.
На другой день в замок приехал Гастон. Эльза торопилась, едва не бежала по коридору навстречу ему. Как долго его не было! И как это тяжело – ждать… Он шел, улыбаясь, глядя на нее. Нет, в самом деле, не надо ему другой: эта удивительно хороша!
Эльза упала ему в объятия. Ей казалось, они не виделись целую вечность! Она долго смотрела ему в глаза, ища ответа; и нашла: он ей не изменял, он думал лишь о ней. И от этого улыбка ее стала еще ярче.
– Ты так долго не приезжал… знаешь ведь, как мучительно ожидание.
– Ты меня ждала?
– Бессовестный, он еще спрашивает!
– Идем же в твои покои, там наговоримся вдоволь. Мне есть что рассказать тебе.
Так они и пошли – плечом к плечу, рука в руке, и взгляды – один утопает в другом. Кто-то шел навстречу – они не заметили этого. Потом еще… В ее спальне Гастон развалился на диване, блаженно потягиваясь, держа в руке бокал с вином. Эльза прильнула к нему сбоку.
– Ну, какие ты привез новости? Как поживает графиня? До нас уже дошли слухи о коронации.
Гастон долго и обстоятельно все рассказывал. Эльза внимательно слушала, не сводя с него глаз, временами кладя голову ему на грудь, и снова – глаза в глаза.
– Странно, – тихо проговорила она, когда услышала о кончине Жана II. Повернулась, поглядела в окно, задумавшись о чем-то. – Отчего так неожиданно?.. А когда уехал, всего около трех месяцев прошло…
– У него было слабое здоровье.
Эльза молчала, недвижно глядя вдаль на стены и колокольню монастыря неподалеку. Не давая ей времени на размышления, Гастон заговорил о коронации, о празднествах… и о маленьком мальчике, который уснул вечным сном рядом со своими двумя сестренками. Эльза помрачнела; сердце обдало холодком.
– Этого не могло быть! Только не травы. Его убили люди!..
– Да. Если только убийц можно назвать людьми.
Выслушав рассказ до конца, Эльза произнесла, кивая в ответ на собственные мысли и отведя в сторону потускневший взгляд:
– Я так и знала… Церковь – вот убийца; вот враг, против которого бессилен меч!.. Боже, что за чудовища эти церковники! Что за бездушные, мерзкие существа прячут свое гнилое нутро под рясой, поверх которой крест – символ веры в то, чего нет и никогда не могло быть!
Гастон не перечил. Ему хорошо были известны еретические взгляды возлюбленной на вопросы религии; впрочем, это называлось уже другим словом, не менее страшным, ведущим на ту же дорогу, где выстроились еретики, которых ведут на костер тупоумные фанатики в белых и коричневых рясах. Слово это – «безбожие». Но он и сам был едва ли не таким, во всяком случае всегда усмехался и зевал во весь рот, когда речь заходила о выдержках из Ветхого и Нового Завета или о заповедях Христа. Одно для него было непреложно: никому в целом свете не переубедить Эльзу, ибо она твердо уверовала в правду, в свет, в то, что старается всеми силами убить, погасить святая Римская церковь. И он готов защищать свою даму от любого врага, от той же Церкви, ибо ему нравится протест Эльзы, ее своеобразная борьба против невежества и зла. Да нравится, в конце концов, она сама! Во всяком случае, она чище любой из тех, кто живет при дворе. Умнее, смелее! И может быть даже, он влюблен, кто знает. Гастон и сам еще не понимал этого, знал только, что никому не позволит обидеть ее, потому что она – дама его сердца!