Добрая фея короля Карла

– Так молнию-то кто послал? Кто же, как не сам Господь! – Тут кормилица вновь осенила себя крестным знамением.

– Но ведь послал он ее на дьявола! Получается, убить хотел, да не вышло.

И Гастон поведал, о чем рассказала ему Эльза. Кормилица покачала головой:

– Так говорят нынче, сеньор, потому что никто не помнит, как оно было на самом деле, а кто и помнил, так тех всех поубивало либо померли от черной смерти. Была молния, только ударила не в дьявола.

– А в кого же?

– А вот послушайте. Случилось это уж более трех веков назад, еще при короле Гуго, том самом, что был первым из Капетингов. В том месте, о котором речь веду, высилась в те времена огромная гора, а в недрах той горы таилась глубокая темная пещера. Жили в ней двое молодых людей – парочка, стало быть. Девушка была дочерью одного знатного вельможи, а кавалер ее – рыцарь какой-то, не из местных. Отец этой девицы мечтал выдать ее замуж за богатого, а она-то возьми да и влюбись совсем не в того. Осерчал отец, ногами затопал, грозился проклясть непокорную дочь; вот тут-то она и сбежала из дому, ну и возлюбленный с нею. Так и стали жить вдвоем в этой пещере. Затем – отец ли упросил Бога покарать строптивую дочь либо тот сам так решил, – только однажды ночью во время грозы ударила молния в эту скалу, и развалилась она, рассыпалась камнями. А случилось это летом, в пятницу, в тот самый день, когда иудеи предали Христа, и был распят Он на кресте мученическом. В третий раз кормилица очертила в воздухе двуперстное знамение.

– Почему же именно в этот день? – спросил Гастон.

– А потому, сеньор, что рыцарь тот в безбожниках числился, насмехался над верой, над Священным Писанием. Не один он, много было таких, и всех рано ли, поздно ли покарал Господь десницею своею.

– Оставим это. Дальше-то что было?

– Что ж дальше? Обоих так и погребли под собой обломки. Пещера, однако, осталась нетронутой, да только не смогли они уж выйти оттуда, так и померли там без покаяния, без воздуха да без еды. Вот что бывает с теми, кто непочтительно отзывается о вере Христовой, кто богохульствует и смеется над тем, что каждому христианину дорого, ибо путь указует в царство Его.

– Да будет тебе, кормилица, – загалдели дети, с напряженным вниманием слушавшие легенду. – Что же дальше? С отшельником? Как он там появился?

– С тех пор, дети мои, в «Божьей каре» появляются привидения. Каждый год, в первую пятницу июля обходят холм этот два призрака в белых одеяниях – мужчина и женщина. Обойдут развалины кругом, вернутся на прежнее место и исчезнут. А по ночам свет исходит из пещеры и доносятся приглушенные стоны; то души влюбленных, не попав в чистилище, возвращаются в проклятую дыру. Что ж удивительного в том, что там поселился приспешник сатаны – так называют отшельника. Кто он и откуда взялся – никому не ведомо. Сказывают, монах. Только не монах это, а еретик и колдун, потому как знается с нечистой силой, принявшей облик невиданного животного. На голове у него, говорят, рога прямые да острые, сам стоит на четырех лапах с копытами каждая, а уж воет так, что и волков в округе не стало, разбежались со страху.

Гастон усмехнулся: чего только не выдумает человек, верящий в чудеса! Кормилица, кончив рассказ, остановила на нем взгляд.

– Зачем же вам-то, сеньор, понадобилось идти в это проклятое место? А-а, догадываюсь, хотите схватиться с драконом один на один? Только мой вам совет: оставьте это. Смертному ли сражаться с темными силами? Можно и голову сложить этак-то, а коли дьявол не убьет, так станете его слугой вечным: своей кровью подпишете с ним договор.

– Ты забываешь, матушка Летгарда, что я рыцарь, а стало быть, в силу данного мною обета должен совершать подвиги во имя справедливости и в защиту религии. Так мне ли, как рыцарю, бояться необычного зверя или губительного места, откуда путнику нет возврата? Я иду на бой с чудищем и на расправу со слугой дьявола, а на клинке меча моего выбиты два орла и надпись идет, не раз уже кровью врага обагренная: «Честь и победа!» А потому благослови меня на бой, добрая женщина, как благословляла сына своего, когда шел он на битву с врагом при Креси, где и сложил голову.

И Гастон преклонил колено.

Кормилица прослезилась. Потом трижды поцеловала рыцаря в лоб и дважды осенила крестиком, который сняла с шеи. Совершив обряд, снова тихонько уселась в углу, утирая слезы. Гастон поднялся:

– А еще, мать, я еду туда, чтобы добыть орлиный камень. Говорят, его только там и можно отыскать.

Кормилица задумалась, покивала седой головой и промолвила, неслышно вздохнув:

– Хороший камень, счастье приносит владельцу, свободу. Знать, орлы парят над теми руинами, должно быть, и гнездо у них на вершине. Только трудно будет найти такой камень, рыцарь. Но там, куда ты собираешься ехать, он есть, я слышала, да вот охотников нет. Ты, стало быть, вызвался. Удачи тебе, сынок! Поезжай и добудь его, для того и меч у тебя, дабы служил делу благому и стоял на страже святой веры Христовой. Дай поцелую тебя еще раз; вместо щита будет тебе поцелуй матери.

И вновь, сев и понурившись, уронила слезу.