– Мы ненадолго отвлеклись; но теперь я буду рассказывать о себе, – продолжал отшельник. – Мой отец – сеньор де Брезе, вассал графа Шампанского. У него было трое детей от супруги Аделаиды; я стал четвертым, но – как и ты, рыцарь, о чем говорит твой герб на рукояти меча, – незаконнорожденным и даже ненужным, как выяснилось в дальнейшем.
В детстве меня отдали на воспитание канонику церкви Святой Маргариты, добрейшей души человеку. Он научил меня читать, писать, привил любовь к книгам; мы вместе сидели над трудами Аристотеля, читали Элиана и Еврипида. В семье меня не любили, брат и сестры называли подзаборником, и отец отдал меня в монастырь, словом, сбыл с рук. Почти два года я пробыл послушником: выполнял всю черновую работу в храме и по хозяйству. Это называлось проверкой на послушание. Очень скоро мне все это надоело; я стал перечить братьям, не желая смирения. Сам уклад монастырской жизни стал вызывать во мне отвращение. К этому добавилось истинное лицо монастыря, который смело можно было назвать не храмом Божьим, а вертепом Венеры. Развратничали все, начиная с аббата и кончая пекарем и садовником. Монахи и испытуемые приводили молодых послушниц к себе в келью на ночь, в городе священники и исповедник не вылезали из борделей, а настоятель открыто принимал у себя в келье проституток. Сам Авиньон превратился в публичный дом, что уж говорить о монастырях. Осталось разложить жрицу любви или монашенку прямо на ступенях алтаря. Это ли обитель Господа? К тому ли призывает монахов Дух Божий? Ведь это – праздность, где скрыта верная смерть, ибо дается вход бесам. Но монахи сами выступают в роли гонителей бесов; выходит, те изгоняют самих себя? Ужели то, что сказано, угодно Богу? Или Он не в силах это остановить? Кому же тогда молиться, если Бог столь беспомощен?..
Поняв, какова на самом деле жизнь в монастыре, я решил уйти, благо обетов не давал и не принимал пострига. Всякая склонность к монашеству умерла во мне, умер сам дух благочестия. Братия, услышав об этом, исключила меня из своих рядов. Я был только рад этому, ибо во мне жил рыцарский дух и звал меня совершать подвиги.
Я вернулся в замок и научился владеть оружием. Тогда же меня посвятили в рыцари. К тому времени мачеха умерла при родах, обе моих сводных сестры вышли замуж, брат поступил на службу к герцогу Бургундскому. А отец жил с другой женщиной. Я остался совершенно один. Я стал никому не нужен. Что мне было делать? И я отправился странствовать по свету.
Где я был, куда меня заносила судьба – поведаешь ли в двух словах? То и дело битвы с врагом – то там, то тут. Главная – при Креси. Пятно позора – вот что принесла она хваленому французскому рыцарству. Мы шли туда много дней; воины устали, едва держались на ногах. Но король не дал людям отдохнуть и даже не собрал военный совет. Всю ночь и утром шел дождь. Земля превратилась в грязную жижу, тетива на луках у стрелков размокла; в бессилии стояли лучники и арбалетчики, не зная, что делать: оружие их стало бесполезно, и они побежали назад. Но рыцарей это не смутило: невзирая на дождь стрел, которыми осыпали нас англичане, конница приготовилась к бою. Приказов маршалов и сотников никто не слушал; закованные в железо рыцари, выставив копья, помчались вперед, уверенные в победе и топча своих же стрелков. Враг стоял на холме. Казалось, добраться до него и уничтожить – пара пустяков. Но кто помнил о дожде? Кто смотрел под ноги? Жажда подвигов, славы – вот что гнало рыцарей вперед… и привело к погибели. Лошади скользили копытами в грязи, падали, скатываясь с холма, валились из седел в грязь всадники и не могли подняться без посторонней помощи, а их тем временем били, как скот на бойне. К ним на выручку бросилась пехота, но ее безжалостно расстреливали в упор лучники…
– Как же они стреляли, если намокла тетива? – недоумевала Эльза.