Добрая фея короля Карла

– Думаю, здесь не меньше чем на триста тысяч золотых экю, – невозмутимо констатировал отшельник.

– Возможно, даже больше, Рено! И это ты обнаружил в своей пещере?

– Такие тайны хранил в себе древний утес.

– Чтоб мне сгореть в аду, если король не мечтает о таком подарке! – вскричал Гастон. – Проклятая война напрочь опустошила казну.

– А орлиный камень? – подняла глаза на затворника Эльза.

– Его здесь нет. Но это не значит, что его нет нигде. Помнится, где-то мне попадалось на глаза нечто похожее, когда я бродил вокруг холма. Но не переживай, рыцарь, за свои ноги, у меня есть запасные кожаные сандалии на деревянной подошве. А теперь, друзья мои, нам пора на отдых: уже довольно поздно. Спать порознь у вас не получится: имеются только две шкуры.

– Вот и хорошо.

– Ты меня не поняла, Эльза. Одну шкуру постелем как матрас…

– А рядом другую?

– Чем тогда вы будете укрываться? Ночью здесь холодно, а угли костра не согреют.

Гости переглянулись. Гастон, хмыкнув, пожал плечами. Эльза улыбнулась.

– Иного выхода нет, – поставил точку в разговоре отшельник.

Глава 14 Путь к мантии приора или викария

Поваренок решил не откладывать дело в долгий ящик; он отомстит ей и ему заодно. Он видел, как они оба направились в сторону Парижа. Интересно, зачем это? Бесспорно, он проследил бы за ними, если бы мог сесть в седло; но об этом нечего было и думать. Куда же они поехали, как узнать? Может, как раз тут и представится удобный случай для мести? И тут его осенило: Церковь! Вот кто поможет ему! Ведь у них в замке капеллан. Что там говорила эта строптивая еретичка о Христе?.. Припомнив их недавнюю беседу, Аселен побежал к капеллану.

Церковь слабо освещали три свечи: две – с востока, у алтаря; третья – у клироса, с севера. Замковый священник, стоя на солее[58], после дневной службы давал указания причетнику и чтецу. Увидев молодого прихожанина, замолчал, подождал, пока тот подойдет. Служители, повернувшись, отошли.

– В чем хотел бы ты найти утешение, сын мой? – заученно произнес священник, человек с постоянно открытым в виде треугольника ртом. – Мечтаешь помолиться либо просишь отслужить панихиду? Быть может, желание услышать молебен с песнопением привело тебя в храм Божий?

– Нет, отец Тома, я пришел совсем по другому вопросу. – С этими словами Аселен огляделся вокруг и, чуть тише, быстро заговорил снова: – В замке живет еретичка, и мой долг – указать на это святой Церкви, дабы она расправилась с нею по-своему.

Капеллан торопливо перекрестился. А мысль уже заработала: вот так сообщение! Какая возможность отличиться перед Содоном, а стало быть, перед Святым престолом! Да и в самом деле, пора уже менять ризу священника на мантию приора, а то и викария. Воистину, дар с неба!

– Так, так, – не отрывал он загоревшегося взгляда от поваренка, – говоришь, значит, еретичка объявилась в замке? Как тебе стало о том ведомо?

– Я тут разговаривал с ней. Такая дурная особа!.. В церковь не ходит, никогда не молится, а когда у нас речь зашла о вере, то она сказала, что Христос…

– Ну? Что же Христос?..

– Святой отец, я не смею повторить такое богохульство в храме Божьем, ведь это грех!

– Идем к притвору, там «грешный мир», и для Бога не будет оскорблением то, что Он услышит от тебя. И грех сей будет тебе прощен, ибо речь идет о розыске и поимке еретика, что посмел хулить имя Его и мать нашу – Римскую церковь.

Они дошли до входа и повернули в сторону притвора. У кануна[59] капеллан обернулся, встав лицом к кресту в позолоте на одной из колонн:

– Теперь говори смело все, что слышал.

И Аселен принялся возводить на Эльзу нелепые обвинения – те, что пришли ему на ум:

– Эта женщина называла Иисуса Христа и апостолов обыкновенными обманщиками.

Отец Тома выпучил глаза и замахал распятием, висевшим у него на груди:

– Силы небесные! Кара Божья!.. Продолжай.

– Она смеялась над мощами святых, для нее это – просто мусор, а изгнание бесов – тупость и одержимость монахов.

– Мусор?! Мощи святых?! Вопиющее святотатство! Бесовское учение!..

– Она говорила, что Мария Магдалина – падшая женщина, торгующая своими прелестями; утверждала, что заповеди Христа – попросту чушь.

Капеллан схватился за голову:

– Да за любое из таких высказываний следует немедленно послать на костер! Ересь! Чудовищное богохульство! Как посмела она, как не отсох у нее язык!..

Поваренок ликовал, наблюдая, как нервно подрагивает клинообразная бородка на выражающем ужас бледном лице старого священнослужителя.

– Говори дальше, – продолжал тот. – Слышал ли ты что-либо еще богопротивное из уст, исторгающих скверну?

Аселен поразмыслил, что бы еще такого «жуткого» приплести.

– Как же, было и еще. Сейчас припомню. Ага, вот! Она смеялась над индульгенцией, которая, как она выразилась, годится лишь на то, чтобы утереть ею зад.

– Святая Мария! Папское отпущение грехов…

– А отлучение от церкви, по ее словам, заслуживает только того, чтобы плюнуть в ответ.

Треугольник на губах у отца Тома увеличился вдвое, бородка поползла вниз. Он красноречиво молчал; говорили его широко раскрытые глаза.