Добрая фея короля Карла

– А еще она уверяла, что дева Мария была обыкновенной женщиной.

Капеллан захлопал глазами:

– Она так сказала? И гром не ударил у ее ног?!

– Ударил – я бы видел. Но и это еще не всё. – Аселен придумал новое обвинение. – Послушать ее, так хлеб и вино на Пасху – не есть плоть и кровь Христовы, всё это выдумки попов.

– Еще одно очевидное доказательство ереси!

– Не последнее, святой отец. В самый разгар Великого поста она ела сало, я сам видел. А еще вот что. В замок забрели как-то два нищих монаха-проповедника. Да вы, должно быть, помните. Так вот, она прошла мимо и ничего им не дала. Не проявить щедрости в таком деле служит признаком ереси, я слышал об этом. Так ли или я ошибаюсь?

– Это, несомненно, так и не иначе, – закивал служитель Церкви. – Однако, бог мой, что же это? За такие речи можно без раздумий послать на костер сотню еретиков!.. Но это, похоже, всё? Тебе больше нечего сказать своему духовному отцу?

– Нечего, кроме того, что она собирает всякие травы и сушит их или варит в котле, а сама при этом бормочет что-то. Ее не раз видели за этим занятием истопники и повара.

– Стало быть, помимо этого сия особа занималась изготовлением колдовских зелий, произнося при этом заклинания, – вывел новое умозаключение капеллан, мысленно потирая руки. – Хорошо, это будет нелишним. Вернемся к высказываниям. Ты, как я понимаю, сам слышал все это и сможешь поклясться в том, что говоришь правду? Быть может, твои обвинения недостаточно обоснованы, проще говоря, огульны?

Поваренок на мгновение смешался… Однако почему бы и не поклясться? Он ведь слышал, как она отзывалась о заповедях и Марии Магдалине; ну а остальное из нее вытянут раскаленными клещами. Он вспомнил божбу своего дяди:

– Клянусь кровью Господа нашего и матерью Его, а также яслями, в которых лежал во младенчестве Христос Спаситель.

– Я верю тебе, сын мой, ибо это очень страшная клятва, и если ее дал добрый христианин, то слова его – чистая правда.

Аселен чуть было не пошел на попятную, услышав, что он, оказывается, принес «очень страшную» клятву. Но менять что-либо было поздно. Мало того, он решил прибавить еще одну подлость.

– Поговаривают, святой отец, эта женщина ко всему еще и ведьма: по ночам летает на метле.

– Как! Еще и ведьма? Боже милостивый! Это уже переходит всякие границы… И куда же она летает?

– На бал к сатане, куда же еще!

– Вот так так! – опешил отец Тома. – Что же это делается? Выходит, прямо отсюда, у меня из-под носа…

– А как ее увидишь? Заберется ночью на самый верх башни, оседлает метлу и… только ее и видели.

Капеллан осенил себя крестным знамением.

– Боже правый, дьяволица в замке… – Помолчав, похлопав глазами, он снова спросил: – И тому есть свидетели? Может кто-нибудь подтвердить то, что ты сказал?

– Конечно! – не моргнув глазом выпалил молодой подонок. – Посудомойка Барбет. Она сама видела, как эта ведьма Эльза ночью поднималась по винтовой лестнице на башню; там у нее меж зубцов спрятана метла.

Аселен был уверен: посудомойка, разбитная особа двадцати лет, с готовностью подтвердит все что угодно. Эта дочь Евы давно уже снюхалась с таким же отвратным, как и она сама, поваренком. Эльзу она ненавидела: та, по словам Аселена, мечтала затащить его к себе в постель, но это у нее никак не получалось. Кроме того, она еще и мстила ему за свои неудачи и за связь с посудомойкой – вот откуда у него синяк под глазом и шишка на лбу. А рыцарь на кухне – тот напутал что-то, вообразив, будто поваренок домогается Эльзы, которая, дескать, и наплела ему невесть что. Так что у Аселена имелся надежный «свидетель».

Отец Тома тем временем лихорадочно размышлял, как лучше обставить дело. Прежде всего не следует выпускать еретичку из замка, и пусть не возникнет у нее ни малейшего подозрения в том, что Церкви известно об ее богопротивном мышлении. Затем следует немедленно же ехать в Париж к Содону, уж он-то знает, как надлежит действовать.

– Ну что ж, – молвил отец Тома, – если тебе больше нечего сообщить своему духовному отцу, то разговор, пожалуй, следует прекратить. Святая церковь, сын мой, будь уверен, примет меры к уничтожению ереси, объявившейся у нас так неожиданно. Женщина эта, надеюсь, все еще в замке, никуда не выезжала?

– Как раз наоборот! Сегодня утром они вдвоем поскакали в сторону Парижа.

– Вот, значит, что… – с видимым огорчением протянул капеллан. – Получается, она улизнула? Что же ты раньше мне не сказал?

– Да ведь только вчера я услышал от нее такие речи.

– А зачем она поехала в Париж? Вернется ли обратно?

– Почем мне знать. Наверно, это ухажер потащил ее с собой.

– Какой еще ухажер?

– Рыцарь, брат графини.

– Гастон де Ла Ривьер?

– Ну да, я же говорю, они уехали вместе. Сдается мне, этот рыцарь тоже…

– Что? – насторожился капеллан.

– Не иначе как оба – одного поля ягоды.

– Почему ты так решил?

– Да ведь если он ее защищает, значит, оба ведут богохульные речи. Не разделяй он взгляды своей красотки – стали бы они спать вместе?

– А об этом тебе откуда известно?

– Большого ума не нужно, чтобы это понять, – ответил Аселен, незаметно трогая свои ягодицы.