Добрая фея короля Карла

– У меня есть основания полагать, что эта дама и еретичка – обе причастны к убийству вашего отца.

– Убийству? – не поверил своим ушам Карл. – С чего это вам взбрело в голову? Имеете ли вы доказательства? Если нет и это всего лишь ваши фантазии, то я не стану дальше вас слушать, более того, отправлю вас обратно в Авиньон, дабы вы услаждали своими выдумками его святейшество. Папа Урбан любит слушать всякие сказки.

– Это не сказки, и вот что я намерен поведать вашему величеству.

И Содон рассказал обо всем, что услышал от капеллана и двух придворных, не упоминая при этом имен. Но король в ответ лишь усмехнулся:

– Не морочьте мне голову вашими бреднями. Покойный король был нездоров, это заверили находящиеся при нем медики, а вы, вместо того чтобы выполнять свои прямые обязанности, вздумали навести навет на друга королевской семьи, на человека, преданного дому Валуа! Да знаете ли вы, что я велю вышвырнуть вас вон, если вы скажете еще одну гадость в адрес графини де Монгарден! Не забывайте, милейший, что папа нынче не в Риме, а в Авиньоне и имеет родство с домом Валуа.

Содон понял, что перегнул палку. Не следовало трогать королевскую фаворитку. Папа Урбан V был сыном Амфелизы де Монферран, первой и внебрачной дочери Карла Валуа; согласно генеалогическому древу, нынешний король приходился внучатым племянником этой Амфелизе и двоюродным племянником папе. Легат знал о родстве, но ошибся, не придавая этому большого значения. Теперь следовало действовать осторожно: понтифик мог запросто сбросить его с пьедестала. И он мягко произнес, приняв виноватый вид:

– Я просто хотел сказать, что сия дама имела неосторожность приютить у себя в доме ту самую иноверку. Между тем моя деятельность в столице французского королевства предполагает…

– Мне ровным счетом наплевать на то, что она предполагает! – гневно перебил его Карл. – Она мне не нравится! Вы еще ответите передо мной и папой за убийство дофина. Не делайте удивленных глаз; если бы не ваше глупое вмешательство, наследник престола был бы жив!

Содон попробовал возразить:

– Но это зелье было колдовским, не иначе.

– Однако дофину стало лучше!

– Причина тому проста и объясняется задумкой дьявола, который мечтал прибрать к себе тело, а затем и душу.

– Чем вы сможете это доказать?

Содон сразу же подумал об Эльзе. Если он поймает ее и устроит допрос с пристрастием, она признается в колдовстве, в сговоре с дьяволом. Он сумеет выбить из нее показания.

– Следует изловить и допросить колдунью, живущую в замке. Она еретичка, а значит, состоит на службе у сатаны.

– Откуда вам это стало известно?

– У меня есть надежный свидетель, даже два, а обвиненный хотя бы одним свидетелем, согласно руководству для инквизиторов, должен быть подвергнут пытке.

– Мадам де Монгарден говорила мне, что ни гостей, ни еретиков у нее в замке нет, и я не вижу причин не верить ей.

– Она не солгала, потому что ныне еретичка эта находится в Париже. Не исключено, что она из секты бегинов[63], которые прячут ее. Прикажите начать розыски беглянки.

– Вы в своем уме? Следить, вынюхивать – ваше собачье дело; не впутывайте короля в свои игры.

– Розыск еретиков – вовсе не игра, государь, ибо дело это угодно Господу нашему и матери Церкви, коя стоит на страже веры Христовой.

– Избавьте меня от ваших проповедей, мы не в храме.

– Вы могли бы помочь святой инквизиции, что будет учтено верховным епископом. Для этого вам надлежит допросить того, кто сопровождал еретичку и убил семерых слуг Божьих.

– И кто же это?

– Брат графини Анны де Монгарден.

– Опять вы за свое! Чего вы привязались к этой даме? Ведь я вам уже сказал…

– Речь идет теперь не о ней.

– Вы собираетесь обвинить ее брата в связях с еретиками? Да на каком основании, черт возьми?!

– Уже одно то, что он оказал сопротивление слугам святой инквизиции, служит доказательством его вины. А то, что он охранял иноверку, указывает на его причастность к ереси.

– С чего вы взяли, что это был Гастон де Ла Ривьер?

– Их обоих выследили еще до того, как они отправились к Бретиньи. Допросите этого человека, а если он заупрямится, за дело возьмусь я.

– Я поговорю с ним. Хотелось бы знать, кстати, кто доставил вам такие сведения. До сих пор в Париже и его окрестностях не объявлялись еретики.

– Об этом мне сообщил капеллан замка.

– Выходит, эта женщина исповедовалась ему и сама призналась в отступлении от веры? Что за глупость! С чего бы это ей вздумалось раскрывать душу перед священником, догадываясь, что тот немедленно разгласит тайну исповеди?

– Ничего этого, конечно же, не имело места. Капеллану доложил некий поваренок, в беседе с которым вышеупомянутая особа высказывала еретические суждения о святой вере и о деяниях Христа Спасителя.

– Странно, отчего она пустилась в такие откровения. Я постараюсь это выяснить. Вы узнаете о результатах моей беседы с Ла Ривьером в самое ближайшее время. Я вас больше не держу.

Гастон появился через несколько дней. Он пришел поздно вечером перед закрытием ворот и проник во дворец черным ходом со стороны будущего переулка Сен-Поль. Король был удивлен и обрадован.