– Вздор! Но я, хоть и не тиран, ее вмешательства в свою жизнь не потерплю. Она всего лишь жена, но не подруга; женщина, но не любовница. Я не вижу в ней ума государственного деятеля, а без этого она – не более чем самка, которая должна знать свое место. И она еще посмела в свое время пожаловаться отцу! Другая на ее месте сочла бы за счастье быть женой наследника престола и не стала бы совать нос не в свое корыто. Что же до Анны… Я не знаю, Гастон. Я влюблен, как и несколько лет назад, но эта женщина, как бы тебе сказать… добыча моего отца, и я не имею права отнимать ее у него.
– А если бы не отец?.. – осторожно осведомился Гастон.
– Она стала бы моей!.. Как и тогда. Но поскольку это невозможно, то и говорить больше не о чем. А позвал я тебя вот зачем. Карл Наваррский что-то притих; не нравится мне это. Змея тоже тихо крадется к жертве, а затем делает стремительный бросок.
– Если ты о Бургундии, то я согласен: твой наваррский зять не успокоится на том, что потерпел поражение в Нормандии два года назад.
– Мой отец сделал ошибку. У Карла Наваррского больше прав на Бургундию, нежели у него. Его бабка, та самая Маргарита, что была задушена в тюрьме в связи с делом о Нельской башне, – старшая из дочерей герцога Роберта и Агнессы Французской, дочери Людовика Святого. Ее внук на этом основании должен забрать герцогство себе. Король отнял у него это право. Что же оставалось внуку?
– Так ты его оправдываешь?
– В какой-то мере. Но не потому, что он мой зять. В большинстве случаев родственные связи напоминают поводья в руках у кучера: какая рука потянет, туда лошадь и повернет. Но королем, и ты сам знаешь, руководили иные мотивы: зять алчен, отпусти повод – и он потребует себе полкоролевства. Этот Капетинг – настоящая египетская казнь! – повсюду сеет зерна дракона. Как и отец, я порицаю его за жадность. Но это, увы, не единственный его недостаток. Он заключил союз с англичанами против короны, и этого простить нельзя. Он понимает это не хуже нас с тобой, а потому мы остаемся врагами. Вот почему я сказал про змею.
– Проклятый наваррец! Сколько бед от него! Будто мало нам своих забот, так еще и с ним хлопот не оберешься.
Карл какое-то время молчал, завороженно глядя в пламя очага, лизавшее три толстых полена, потом заговорил тихо и неторопливо, точно раскрывая собеседнику некую тайну:
– Всему виной смерть последнего Капетинга. Добрая треть знати королевства все еще ставит под сомнение законность правления Филиппа Валуа и его сына. Выражаясь проще, она недовольна. Власть потеряла всякое доверие у дворянства после нелепого поражения при Креси и потери Кале, после гибели нашего флота у Слейса, вследствие обесценивания денег. Вот откуда ропот. И во главе тех, кто выступает с оружием в руках против королевской власти, встал Карл Наваррский, старший представитель рода Капетингов.
– Чего же они хотят?
– Смены власти. И у моего зятя немало сторонников: графы Овернский и Булонский, их родственники в Шампани, города Фландрии, Гиени и Гаскони. У него есть друзья даже в университете, Генеральных штатах и среди родственников Робера д’Артуа, предавшего Францию из-за бургундского наследства. Вот потому и не следовало отцу озлоблять против себя Карла Наваррского, а он порубил головы его друзьям, а самого бросил в тюрьму. Ко всему этому добавилась Бургундия. Понимаешь теперь, какого врага мы имеем в лице моего зятя и его сторонников? Битва эта будет продолжаться еще не один год и унесет не одну тысячу жизней. Трон Валуа шаток, Гастон, и, если мы не одержим победу, он рухнет; это будет означать конец новой династии и возвращение старой. Последствия этого предугадать нетрудно: Эдуард Третий сядет на трон французских королей, а Карлу Наваррскому достанутся заветная Бургундия, города Нормандии, Эврё, Ангулем и другие земли – наследство бабки и матери. Но это в одном случае. В другом – он сам сядет на трон, отдав англичанину, как бывшему союзнику, все то, что ему самому не принадлежит. В первом случае Франция перестанет существовать; во втором – от нее останутся жалкие крохи. Теперь тебе понятно, Гастон, что перемирие нужно для того, чтобы в это время устранить опасность со стороны Наварры. Сделав это, мы начнем возрождать державу и, главное, поднимать престиж королевской власти; нынче он, увы, невысок.
– Полагаешь, значит, зять готовит удар?
– Медведь не потерпит, чтобы на его территорию вторгся другой медведь. Но зверь действует один, исход дела решает честный поединок, а здесь мы имеем дело с Ганелоном, который в угоду личным интересам продаст Францию тому, кто протянет ему руку помощи. Прежде всего это Черный принц, который сидит в Гиени. Но тот не станет ввязываться в войну, соблюдая условия договора в Бретиньи, и все же он окажет помощь Наваррскому. В чем она будет заключаться, как думаешь?
– Даст ему солдат? – не подумав, предположил Гастон.
– Ни одного. Он просто позволит пройти войскам Карла Наваррского через Гасконь и Гиень, словом, через Аквитанию. Вот что следует иметь в виду и к чему надо быть готовым.