– Так или иначе, графиня, но она будет чувствовать себя уязвленной тем, что соперница протягивает ей руку помощи. Ситуация поставит ее в положение слабого, которого собирается выручить из беды сильный. Этого она не сможет допустить и попросту откажется от ваших услуг.
– Я рада, принцесса, что вы меня понимаете. Однако во исполнение замысла нашего примирения… а ведь именно этого вы желаете, не так ли?
– Не только я, но и весь двор!
– Так вот, далее, когда станет очевидным результат, вы объясните Жанне, кто именно помог ей избавиться от такого дефекта. Полагаю, этот день и положит начало нашей дружбе.
– Без сомнения, мадам, а потому я с нетерпением буду ждать этого дня.
– Так же, как и я, принцесса. Но идемте же, на нас с вами уже с любопытством поглядывают; чего доброго, пытливые умы усмотрят в этом заговор.
Глава 3
Улетающий дым
Своих детей Анна де Монгарден видела теперь не часто. До поры до времени ими занимались наставник и камеристки. Через год-другой мать планировала отдать Агнессу на воспитание в монастырский пансион, а Готье определить в пажи в одно из знатных семейств. А пока что дети резвились во дворе замка со своими однолетками, зимой развлекаясь снежками и строя снежные крепости, а летом играя в прятки, шарики и в мяч, лазая по деревьям, бегая под присмотром слуг на лугу, близ рощи. Их заставляли учить наизусть молитвы, обучали чтению, пению, письму. Вечерами кормилица и гувернантка (так называли они Эльзу) читали детям сочинения древнеримских писателей, Эльза пела баллады о рыцарях и знатных дамах, аккомпанируя себе на лютне, и обе рассказывали германские и кельтские легенды о феях и драконах.
Все четверо и в этот раз, как всегда, собрались вечером в спальне, представлявшей собой небольшую комнату с камином, двумя кроватями, сундуками, подушками на полу, стульчиками и детскими игрушками.
– А что, правители и вправду бывают жестокими? – с любопытством спросил Готье, светловолосый голубоглазый мальчуган, когда Эльза спела балладу о злом короле, а после этого напомнила о фараоне, долго не отпускавшем сынов Израиля с земли Египетской.
– Бывают, да еще какими! – ответила кормилица, пожилая женщина в чепце и с добрыми глазами. Она давно жила в замке; все ее близкие умерли от чумы 1353–1355 гг. – А вот послушайте, мои милые, что я вам расскажу. Случилось это в далекой восточной стране, не помню уже, в какой именно. Однажды умер император, – можно даже назвать его царем, – и весь его гарем отправили в монастырь. Среди них – ну, то есть среди наложниц – была молодая и красивая девица, которую покойный владыка любил больше всех. И очень уж не хотелось ей заживо хоронить себя в стенах монастыря, но ничего тут не поделаешь, таков обычай.
Но в девицу эту, оказывается, без памяти влюбился молодой император, сын того, что помер, и звали его… пусть будет Рауль. Совсем немного времени прошло со смерти отца, как он приехал в этот монастырь и забрал оттуда молодую монашку… назовем ее Юдифь. Затем он открылся ей в своих чувствах, и она стала его фавориткой, то есть самой любимой женщиной.
Однако эта чертовка оказалась вовсе не такой простушкой, как все о ней думали. Ведь что захотела, негодная: стать императрицей! Но у императора уже была супруга, и Юдифь надумала ни много ни мало как извести ее любым способом – словом, спровадить либо в темницу, либо в могилу. А жена Рауля – надо сказать, хорошая, добрая женщина – никогда никому не делала зла; да вот беда: не могла иметь детей. Зная об этом, Юдифь не замедлила родить от Рауля дитя – чудного золотоволосого младенца. Уж как она радовалась, так и не рассказать, а более того – сам император, ведь то был его сын!
Вскоре императрица, не испытывая, однако, никакой вражды к Юдифь, пришла полюбоваться на ребеночка. И так вышло, точнее, так подстроила негодница мать, что гостья какое-то время находилась наедине с малышом. А потом уже появилась, якобы задержавшись где-то, сама Юдифь. Женщины поговорили немного о том о сем, любуясь младенцем, и императрица ушла. Юдифь проводила ее, вернулась в покои и… – господи, и как не отсохли у нее руки при этом! – взяла да и задушила свое дитя.
– Задушила… – пораженные, как эхо повторили брат с сестрой, в ужасе и с раскрытыми ртами глядя на кормилицу.
– А зачем она это сделала? – с удивлением в широко распахнутых глазах спросил Готье.
– Сейчас скажу. Царь немедленно стал искать виновных, но, конечно, никак не мог подумать на свою фаворитку, ведь та на его глазах ну просто убивалась от горя. Кого же стали допрашивать? Фрейлин, разумеется, в первую очередь. И они сказали, что видели, как императрица оставалась некоторое время с ребенком наедине. Рауль, недолго думая и не слушая больше никого, взял да и бросил супругу в темницу: дескать, кроме нее, некому больше, не мать же родная вздумала удавить собственное дитя! А еще спустя неделю-две Юдифь стала императрицей – то, чего она и добивалась.
– Какая негодная! – не смогла сдержать возмущения Агнесса. – Но что же дальше, Летгарда? Ее убили?
Кормилица продолжала: