Добрее одиночества

Никто из обитателей двора не пробовал танг – апельсиновый сок из американского порошка. НАСА назначило танг официальным напитком астронавтов, о чем поведал телезрителям рекламный ролик; в нем капля жидкости падала в замедленной съемке, отделившись от стакана с соком до того насыщенного цвета, что Можань невольно морщилась от контраста между оранжевой яркостью на экране и серостью вне экрана. Все больше и больше ее жизнь напоминала ей акварельные наборы, которые ей покупали в начальной школе, новый набор перед каждым учебным годом. Краски были самые дешевые: двенадцать овалов и крохотная кисточка в узкой коробочке. Набор выглядел красивым только до того, как она его открывала: краски, сколь бы прилежно она ни наносила их вновь и вновь, на бумаге смотрелись очень бледно, а овалы потом высыхали, трескались и крошились. Тем не менее она никогда не выпрашивала у родителей набор подороже – вроде тех, что гордо носили в школу иные из одноклассников. Можань знала, что родители, если их попросить, наскребут на хорошую акварель, обойдутся несколько раз без мяса; но она боялась, что окажется недостойна дорогого набора.

Однако день, когда Жуюй купила банку с тангом, был не из тех дней сумрака и блеклой акварели. Тетя была поражена необычным подарком. Он стоил восемнадцать юаней – у Можань за месяц меньше уходило на школьные завтраки; продавщица, женщина средних лет, посмотрела на Жуюй, когда та достала две бумажки по десять юаней, с неодобрительным любопытством и, повернувшись к кассе за сдачей, негромко сказала другой продавщице, что не понимает родителей, которые балуют ребенка такой роскошью. Можань это обеспокоило, но Жуюй стояла, точно не слышала, хотя произнесено было явственно и наверняка для ее ушей.

Вечером Боян и Можань пришли посмотреть, как Тетя пробует свой подарок. Шаоай в тот день к ужину домой не явилась, и Жуюй видела, что Тетя и огорчена отсутствием дочери в свой день рождения, и испытывает облегчение из-за того, что ужин, который приготовил ради нее Дядя, прошел гладко, без обычного напряжения.

Тетя поставила в ряд несколько кружек и торжественно насыпала в каждую оранжевого порошка, а Дядя налил в каждую горячей воды из чайника. Но не кипятка, объяснил Дядя, потому что слишком высокая температура разрушает витамин C. А почему не просто воды из крана, спросил Боян, и Тетя сказала, что холодная вода вредна для желудка.

– Вам всем надо научиться заботиться о своем организме, – добавила она. – Вы не вечно будете такими юными.

Порошок растворился мгновенно, и жидкость в каждой кружке приобрела именно такой яркий цвет, какой сулила телереклама.

– А теперь идите, несите по кружке в каждую семью, – сказала Тетя Можань и Бояну. – И не забывайте говорить, что это подарок от Жуюй.

– Прямо сейчас? А нам самим попробовать? – спросил Боян.

– Свою долю получите, когда вернетесь, – ответила Тетя и спросила Дядю, есть ли у них еще кружки.

– Уж слишком вы щедры, – сказал Боян. – Так у вас банка опустеет моментально.

Дядя, который был в редком для себя хорошем настроении, заметил, что Тетя будет этому только рада: она получит новенькую емкость из-под танга, которую сможет гордо носить с собой.

– И на этот раз она даже сможет хвастаться, что мы сами выпили весь танг, – сказал он.

Тетя изобразила гнев и велела Дяде перестать над ней издеваться. Боян засмеялся и, взяв две кружки, придержал открытую дверь для Можань, которая вышла следом со своими двумя. Жуюй взяла кружку и сказала, что поставит ее в спальне для сестры Шаоай. И про Дедушку не забудьте, сказала Жуюй Тете, что заставило ее отлить немного из своей кружки и отнести Дедушке.

Ночь была ясная, и почти полная луна серебрила двор. Разнеся напиток – две семьи попросили ее передать Тете благодарность и добрые пожелания, – Можань увидела, что в виноградной беседке ее ждет Боян. Несколько дней назад учитель Пан снял спелые ягоды и поделился с соседями, но несколько гроздьев, не вполне созревших, еще висело.

Боян сорвал гроздь и протянул Можань половину.

– Видишь, она добрая, – сказал он вполголоса.

Эти слова, прозвучавшие ни с того ни с сего, застали Можань врасплох. Возникло побуждение спросить, кого он имеет в виду, но это было бы нечестно.

– А разве кто-нибудь говорил, что нет? – спросила Можань.

Боян посмотрел на нее жестко.

– Тогда почему ты так враждебно к ней настроена сейчас?

– Разве?

– Другим, может быть, не заметно, но ты-то знаешь, что относишься к ней не совсем так, как раньше, – проговорил Боян. – Это из-за того, что я сказал тебе в субботу?

Любовь, похоже, наделяет человека остротой восприятия, вообще-то ему не свойственной. Как многие мальчики его возраста, Боян не был приметлив. Не ум, а сито, говорила о нем бабушка.

– Неужели я к ней недружелюбна? – спросила Можань. – Откуда это видно?

– Разве есть такое, чего бы мы с тобой друг о друге не знали?

Можань задумалась. Есть ли такое? Следует ли такому быть?

– Ты думаешь, у Жуюй тоже такие мысли? – спросила она.