Добро пожаловать домой (СИ)

- А, может быть, и мешаешь. – Счастливо растягивая губы в улыбке и прижимая к сердцу ту самую бутылку дорогого коньяка, отвечаю я, лениво оглядывая оседлавшее мои бедра, хрупкое и явно возбужденное тело. Доказательство этого самого возбуждения довольно мило и прикольно колышется так из стороны в стороны, подчиняясь движениям что-то возмущенно орущего мне паренька. Начинаю как-то нервно похихикивать, отчего ор прекращается. Видимо, банально охренев и не найдя, что же возразить на такую наглость с моей стороны, тело молча поднимается, одевается и уходит, не забыв на прощанье громко хлопнуть дверью гостиничного номера.

А я, уже не сдерживаясь, начинаю истерически смеяться. Почему-то мне так невъ*бенно и необъяснимо хорошо. Кажется, я обломался с планами на ночь. Но даже это не портит прекрасного настроения. Видишь, мне хорошо! И одному хорошо! Да вообще лучше всех, ты видишь, Билл?

Смех внезапно обрывается, и невидящий взгляд упирается в темноту за окном. Интересно, сколько еще я смогу себя обманывать? Не успеваю всерьез задуматься над этим вопросом, как обрушившуюся тишину нарушает трель какой-то смутно знакомой мелодии. Далеко не сразу отупевший от алкоголя мозг распознает в нервирующих его звуках звонок мобильного телефона. А вдруг это звонит Билл?

Ха, сколько раз я уже так срывался за эту неделю и летел отвечать, пока до меня не дошло, что у моего подкидыша и телефона-то не было. Нормально, да, в 16 лет у подростка нет телефона? А я, козлина старая, не додумался купить. Сейчас бы звонили друг другу…

Без особого интереса, все же вытаскиваю мобильник из заднего кармана джинс (я сам, оказывается, раздет был лишь до пояса), смотрю на экран и мгновенно напрягаюсь, чувствую ненависть и раздражение, смешанные с болью. Отец. Отвечаю на звонок только с целью на кого-нибудь проораться и излить накопившуюся во мне, оказывается, злость.

- Ссууу*а….

Но, не успев продолжить, просто замирая от осознания того, чей голос раздается в телефоне.

Глава 21.

Глава 21.

POV Гордон.

Я идиот.

За прошедшую неделю у меня было достаточно времени, чтобы в этом убедиться.

Билл – замечательный ребенок. Добрый, искренний и открытый. Ему 16, а улыбка у него такая же, какая была у Тома в шесть лет. Сияющая, словно маленькое, персонально для тебя спустившееся на землю, солнышко. Но это только тогда, когда он отвлекается. Отвлекается от своего внутреннего мира. А там у него, судя по всему, довольно пасмурно.

Я не раз пытался заговорить с ним о его прошлом. Он рассказал. Но ровно столько же, сколько мне уже было известно из характеристик, отправленных детдомом и соц.опекой. Никаких тебе историй про друзей, про девочек. Ничего личного. Про школу говорил четко, словно рапортовал. Предметы, учителя, манера ведения урока. Но разве об этом должен рассказывать подросток? А как же перемены, одноклассники, развлечения? (По собственному сыну я, конечно, не сужу, но я-то тоже не старым пердуном родился). Билл не был отличником, так что, по идее, не должен был проводить все свое время в обнимку с учебниками, но по его рассказам выходило именно так. Короче, мальчик не хотел говорить на эту тему, а от допросов уходил, сверкнув улыбкой и состроив милую мордашку, против которой невозможно было устоять, рот затыкался сам собой, рука тянулась купить мороженое, а душа тонко, благим матом, намекала, что лучше бы колбасы.

Зато много рассказал о своей бабушке и о Лили. Последнюю я помнил довольно смутно, так как даже будучи в России, видел сестру своей жены всего один раз. Единственное, что четко оставалось в заметках: особа это была со странностями и шквальным ветром в голове. Абсолютно непонятным для меня стало то, что мальчик вовсе не был обижен на свою приемную мамашу за то, что она его бросила. Он говорил об этом с грустью, считая, что не угодил, не понравился, расстроил, и вообще, это ему должно быть стыдно, а не ей. Не знаю, где уж он был до тринадцати лет, но, после этих слов закралось тайное подозрение, что в монастыре. Ну, где еще можно вырасти таким наивным и святым? А теща-то у меня, так вообще, если ему верить, была чисто ангелом, спустившимся на землю. По мне, так лучше бы и продолжала летать на своей метле… Ну, это у нас просто сохранились о ней слишком разные воспоминания.

Я старался проводить все свое время с ребенком, но получалось это лишь вне дома. Билл искренне радовался музеям-паркам-зоопаркам, восторженным взглядом изучал улицы столицы, почему-то с содроганием проходил мимо кафе, и так и не смог привыкнуть к давящей роскоши ресторанов и особняка, в котором ему теперь приходилось жить. Он словно терялся, огромное пространство пугало его, заставляя сжиматься и бежать прятаться в комнату, тем самым предоставляя мне полную свободу действий. Он не взлюбил этот дом, а я… мне тоже было в нем тяжело.