Я лежал, путаясь пальцами в длинных и еще мокрых смольных волосах, вдыхая непривычный запах апельсинов и жалея, что не захватил с собой его мятный шампунь. А когда мальчишка все же сдался под напором усталости, и вместо слов раздавалось лишь размеренное сопение и тихое биение наших сердец, я прошептал, едва касаясь губами черной макушки:
- С Днем Рождения, Билл.
Глава 29.
(Вы терпели больше 70-ти страниц:)Хотя ворд говорит, что чуть больше 50-ти... Горжусь!:)Ну, что, начнем?:))
Глава 29.
Утро началось неожиданно и приятно.
Приятно потому, что все еще не покидало ощущение того, что находишься в сказке, а под боком сопит маленькое чудо. Неожиданно, в принципе, тоже от того, что это маленькое чудо все еще сопит под боком.
Обычно Билл просыпался раньше меня и быстренько сруливал в ванную (Особенности подростковой физиологии, когда организм встает раньше хозяина, никто не отменял, а мальчик он у меня стеснительный, вот и пытался вечно устранить следы преступления еще до того, как я открою глаза). Но, либо Морфей меня сегодня выпихнул слишком рано, либо подкидыш вчера слишком утомился и перевпечатлялся, что дало мне возможность лежать, лениво разглядывая расслабленное и беззащитное, а от того совсем уж детское личико, в очередной раз размышляя о том, что я педофил, и мечтаю поцеловать чуть приоткрытые губки.
Да-да, я вот уже как месяц мечтаю об этих губах невинного существа, которое почти каждую ночь появляется в моих далеко не невинных снах.
После того, как подкидыш приснился мне впервые, захотелось начать новую жизнь. В новом городе. Под новым именем. Было много размышлений и еще больше выпитого алкоголя, пока Билл проводил выходные у Гордона. Были чужие тела и холодные взгляды, с горящей в них бесчувственной страстью. И было два огромных кофейных блюдца, чистых, невинных, теплых и уже, практически, родных. Хоть я, конечно, и тормоз, но лгать самому себе – глупо и бесполезно. Зачем? Я его хотел. А он, кажется, задался целью научить меня жить и чувствовать. Вот я и чувствую что-то. К нему. Влечение. И бороться с этим, или сопротивляться не вижу смысла. Да, и не хочу. А хочу его поцеловать. Хотя, нет: хочу и поцелую.
Аккуратно приподнимаюсь, перекладывая худенькое тело со своей груди на подушки, после чего опираюсь на согнутую в локте руку, другой оглаживая бархатистую бледную щечку, и нависаю над мальчишкой. Немного поразглядывав вздохнувшее лицо с затрепетавшими ресницами (Видимо, вот-вот проснется), не закрывая глаз, наклоняюсь, стирая расстояние между нами, и касаюсь пересохшими от волнения губами мягких, слегка приоткрытых губок. Невесомо обвожу языком нижнюю, наблюдая, как распахиваются в испуге и непонимании кофейные блюдца, вызывая невольную улыбку. Мальчишка заметно расслабляется, узнавая меня, даже начиная неловко отвечать на мои действия, как до него вдруг доходит, что я, собственно творю. Из груди вырывается удивленный вздох, чем я не преминул воспользоваться, углубляя поцелуй и врываясь в горячий и столь давно манивший ротик. Билл придушенно всхлипывает и отчаянно зажмуривается, но, при этом, неуверенно обхватывает меня одной рукой за шею, другой упираясь в грудь, словно сам не понимает, чего хочет больше: обнять или оттолкнуть. Не даю ему возможность выбирать и думать, обхватывая рукой тонкую талию, отчего мальчишка выгибается, приподнимаясь над кроватью и прижимаясь ко мне. Закрываю, наконец, глаза, продолжая растворяться в Билле, чувствуя, что ему уже начинает не хватать воздуха, ведь дышать в поцелуе он совсем не умеет, но при этом, не вижу ни малейшей возможности отпустить его.
Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы не раздавшийся стук в дверь и голос, в котором опьяневший от удовольствия мозг еле-еле распознал собственного отца:
- Мальчики, вы проснулись?
***
Завтрак. Сидим, опять же, в нашем номере, но уже полным составом.
Георг начинает по третьему кругу делиться впечатлениями, Гордон ехидно смотрит на него, потягивая кофе и прикидывая, соответствует ли уровень iQ возрасту этого придурка (То бишь, двадцати единицам), Билл молчит в тряпочку, уткнувшись кофейными глазами в стакан с соком и периодически меняя окрас от бледного до различной степени покраснения, пропорционально чему и растягивается моя самодовольная улыбка, а Густав, тем временем, практически всегда и все понимающий умница Густав, сидит и с подозрением переводит взгляд то на меня, то на подкидыша.
- Билл, а о чем ты думаешь? – Не выдерживает в конце концов Шеффер и, игнорируя увлеченного Георга, начинает допрос.
- А? Что? Ааа, о.. О погоде. Да, погодка замечательная! – Отчаянно смущаясь и беззастенчиво палясь (Но, благо, причину понимаю только я. Пока.), выдает мое недоразумение.
- Ммм…Ты так мило краснеешь, когда думаешь о «погоде». – Особенно выделяя последнее слово, не смог не заметить я, на что Билл впивается в меня ошарашенными глазами.