Добро пожаловать в обезьянник

– В дверь уже давно звонят, – сказала Сьюзен. – Не думаю, что это кому-то интересно…

– Входите, входите! – заорал я.

От этого почему-то стало ужасно смешно. Все так и покатились со смеху, включая Фреда – от его смеха из камина вылетали легкие серые облачка пепла.

Маленький, очень серьезный старичок в белом вошел в дверь и остановился в прихожей, тревожно глядя на нас.

– Молочник, – неуверенно произнес он и протянул Марион какой-то клочок бумаги. – Не могу разобрать последнюю строчку в вашей записке. – Что-то там про домашний сыр, сыр, сыр, сыр, сыр…

Голос его постепенно затих, а сам старичок опустился у ног Марион, по-портновски поджав ноги. После того как он просидел молча три четверти часа, лицо его вдруг приняло озабоченное выражение.

– Должен сказать, – апатично произнес он, – что я могу задержаться только на минуточку. Мой грузовик припаркован на повороте и будет всем мешать.

Он начал было подниматься, когда Лью крутанул регулятор громкости. Молочник сполз на пол.

– Аааааааааах… – вздохнули все.

– Хороший день, чтобы побыть дома, – сказал молочник. – По радио сказали, нас зацепит краешком ураган с Атлантики.

– Да пусть себе цепляет, – сказал я. – Я припарковал машину под большим высохшим деревом. – Я чувствовал, что поступил абсолютно правильно. Да и никому мои слова не показались странными. Я снова погрузился в теплый туман тишины, и в голове у меня не появлялось ни одной мысли. Казалось, эти погружения длились всего несколько секунд, и их прерывали новопришедшие люди. Теперь я понимаю, они продолжались не меньше чем по шесть часов.

Один раз меня привел в себя трезвон в дверь.

– Я уже сказал – входите, – пробормотал я.

– Я и вошел, – так же сонно откликнулся молочник.

Дверь распахнулась, и на нас воззрился патрульный полицейский.

– Кто, черт побери, поставил молочный грузовик поперек дороги? – сурово спросил он и ткнул пальцем в молочника: – Ага! Вы что, не знаете, что кто-нибудь может погибнуть, если врежется в вашу колымагу на повороте? – Полицейский зевнул, и ярость на его физиономии сменилась нежной улыбой. – А впрочем, вряд ли, – проговорил он. – Не пойму, чего это я завелся. – Он присел рядом с Эдди. – Эй, малыш, любишь пушки? – Он вынул из кобуры револьвер: – Клевый, верно?

Эдди взял револьвер, направил на коллекцию бутылок – гордость Марион – и спустил курок. Большая синяя бутыль разлетелась в пыль, а с ней и окно, на котором она стояла. В помещение ворвался холодный ветер.

– Будет копом, не иначе, – фыркнула Марион.

– Господи, как я счастлив, – сказал я, едва не плача. – У меня самый лучший сынишка, лучшие на свете друзья и лучшая в мире старушка жена.

Револьвер выстрелил еще дважды, и я вновь погрузился в божественное забытье.

И опять меня пробудил звонок в дверь.

– Сколько раз вам говорить – входите, ради всего святого! – пробормотал я, не открывая глаз.

– Я и вошел, – сказал молочник.

Я слышал топот множества ног, но мне было совершенно неинтересно, чьи они. Чуть позже я заметил, что мне тяжело дышать. Оказалось, я сполз на пол, а на груди и на животе у меня устроили бивак несколько бойскаутов.

– Вам что-то нужно? – спросил я у новичка, который сосредоточенно дышал мне в щеку.

– Бобровый патруль собирал макулатуру, но вы не обращайте внимания, – сказал он. – Просто нужно было куда-то ее притащить.

– А родители знают, где вы?

– Конечно. Они волновались и пришли за нами. – Он показал большим пальцем через плечо: у разбитого окна выстроились несколько пар, улыбаясь навстречу дождю, хлеставшему им прямо в лицо.

– Ма, что-то я проголодался, – сказал Эдди.

– Ах, Эдди, ты ведь не заставишь маму готовить, когда мы так чудно проводим время? – ответила Сьюзен.

Лью Харрисон еще раз крутанул ручку эйфо.

– Так лучше, сынок?

– Аааааааааааааааааах… – сказали все.

Когда забытье в очередной раз сменилось минутой просветления, я пошарил вокруг в поисках Бобрового патруля и не обнаружил такового. Открыв глаза, я увидел, что бойскауты, Эдди, молочник и Лью стоят у панорамного окна, испуская восторженные возгласы. Снаружи завывал ветер, швыряя капли дождя сквозь разбитое стекло с такой скоростью, словно ими выстреливали из духового ружья. Я мягко тряханул Сьюзен, и мы вместе подошли к окну посмотреть, чему они все так радуются.

– Давай, давай, давай! – в экстазе верещал молочник.

Мы со Сьюзен как раз успели присоединиться к восторженным воплям, когда громадный вяз раздавил нашу машину в лепешку.

– Трах-тарарах! – воскликнула Сьюзен, заставив меня хохотать до колик.

– Скорее притащите Фреда, – приказал Лью. – А то он не увидит, как сносит сарай.

– Гм-м?.. – отозвался Фред из камина.

– Ах, Фред, ты все пропустил, – сказала Марион.

– Не все! – завопил Эдди. – Сейчас завалится на провода! Вон тот тополь!

Тополь клонился все ближе и ближе к линии электропередачи. Налетел очередной порыв ветра, и он рухнул в снопах искр и путанице проводов. Свет в доме погас. В наступившей тишине слышался только рев ветра.

– А чего никто не радуется? – слабым голосом проговорил Лью. – А, эйфо… он выключился!

Из камина донесся вселяющий ужас стон.