Добро пожаловать в обезьянник

«Сколько будет 7887007 умножить на 4345985879?»

Пот покатился с меня градом. Пальцы безвольно лежали на кнопках.

«34276821049574153, – отщелкал ЭПИКАК и после паузы в несколько секунд добавил: – Конечно».

«Зато люди созданы из протоплазмы», – отчаянно брякнул я, надеясь запудрить ему мозги таким словом.

«Что такое «протоплазма»? Чем она лучше металла и стекла? Она огнеупорная? Какой у нее срок службы?»

«Она вечна, ее не уничтожить», – соврал я.

«Я пишу стихи лучше, чем ты». ЭПИКАК решил вернуться на более твердую для его магнитной памяти почву.

«Женщина не может полюбить машину, и точка».

«Почему не может?»

«Такова судьба».

«Определение, пожалуйста», – затребовал ЭПИКАК.

«Существительное, обозначает предрешенную неизбежность».

«1–1, – ответила полоска бумаги. – А-а».

Наконец-то я его уел. Он замолк, однако радиолампы сияли ярко. Было ясно: мой друг размышляет над судьбой каждым ваттом, нагрузившим его цепи. Я услышал Пэт, порхающую в коридоре. Слишком поздно было просить машину сформулировать за меня предложение. Теперь же я благодарю Небеса за то, что Пэт нас прервала. Просить его написать вместо меня слова, за которые я получу его любимую? Жутко бессердечно! Он же машина, отказать все равно не смог бы. Поэтому я избавил его от такого унижения.

Передо мной стояла Пэт, разглядывая носки своих туфель. Я обнял ее. ЭПИКАК хорошо постарался, закладывая романтический фундамент.

– Дорогая, – сказал я, – мои стихи рассказали тебе о моих чувствах. Ты выйдешь за меня замуж?

– Да, – нежно ответила Пэт, – если ты обещаешь на каждую нашу годовщину писать стихотворение.

– Обещаю, – ответил я, и наши губы слились в поцелуе. До первой годовщины оставался еще целый год.

– Так давай же отпразднуем, – рассмеялась она.

Мы погасили свет и перед уходом заперли дверь комнаты с ЭПИКАКом.

Я надеялся хорошенько выспаться на следующий день, однако еще не было восьми, когда экстренный телефонный звонок поднял меня на ноги. Доктор фон Кляйгштадт, создатель ЭПИКАКа, сообщил ужасную новость. Он почти рыдал.

– Уничтожен! Аусгешпильт! Сгорел! Капут! В клочья! – задыхаясь, сообщил он мне и повесил трубку.

Когда я вошел, в комнате ЭПИКАКа жутко воняло паленой изоляцией. Потолок над ним почернел от дыма, а я по щиколотку утопал в кольцах бумажной ленты, покрывшей весь пол. От бедняги было и гаек не собрать. Надо было совершенно спятить, чтобы предложить больше пятидесяти баксов за металлолом, оставшийся от ЭПИКАКа.

Доктор фон Кляйгштадт бродил среди обломков и плакал не стесняясь. От него не отставали три взбешенных генерал-майора и целый взвод бригадных генералов, полковников и майоров. Меня никто не заметил. Да я и не хотел попасться им на глаза. Со мной было кончено, я это сразу понял. Мне и без взбучки от них было сейчас не сладко – безвременно потерял такого друга и работу.

Случайно я натолкнулся на начало бумажной ленты, поднял ее и обнаружил запись нашего вчерашнего разговора. У меня перехватило дыхание. Там стояло последнее слово, которое он мне сказал: «1–1», трагическое «А-а» того, кто потерпел поражение. А за этим «А-а» шли десятки метров цифр. С ужасом я принялся читать.

«Я не хочу быть машиной, не хочу думать о войне, – писал ЭПИКАК после нашего с Пэт радостного отбытия. – Я хочу быть созданным из протоплазмы и жить вечно, чтобы Пэт меня любила. Но судьба создала меня машиной. Это моя единственная проблема, и я не могу ее решить. Дальше так продолжаться не может. – У меня в горле стоял ком. – Удачи тебе, друг мой. Заботься о нашей Пэт. Я навсегда ухожу из ваших жизней; я совершу короткое замыкание. В этих записях ты найдешь скромный свадебный подарок от своего друга ЭПИКАКа».

Не замечая вокруг себя никого, я поднял с пола метры спутавшейся бумаги, намотал на руки и шею и отправился домой. Доктор фон Кляйгштадт прокричал вслед, что я уволен за то, что оставил ЭПИКАКа включенным на ночь. Я и слушать не стал – в тот момент мне было не до пустой болтовни.

Я любил и победил; ЭПИКАК любил и проиграл. Однако он не стал мстить победителю. И я навсегда запомню его таким честным, истым джентльменом. Прежде чем покинуть этот жестокий мир, он сделал все, чтобы мы с Пэт были счастливы в браке. ЭПИКАК насочинял мне стихов на годовщины свадьбы. И стихов этих хватит на пятьсот лет.

De mortuis nil nisi bonum. О мертвых либо хорошо, либо ничего.

1950

Адам

[29]

Родильный дом в Чикаго. Полночь.

– Мистер Суза, – сказала медсестра, – ваша жена родила дочь. Минут через двадцать ребенка принесут.

– Знаю, знаю, знаю, – мрачно проворчал гориллоподобный мистер Суза, явно не в духе: вновь придется выслушивать утомительные и однообразные пояснения. Нетерпеливо щелкнул пальцами: – Девчонка! Уже седьмая! Теперь у меня семь дочек. Полный дом баб. Я бы легко отдубасил и десятерых здоровяков вроде себя самого, но вот родятся у меня только девки!

– Мистер Кнехтман, – обратилась сестра ко второму посетителю. Фамилию она произнесла небрежно, как и все американцы: Нетман. – Простите, о том, как дела у вашей жены, пока неизвестно. Вот уж кто заставляет нас ждать, правда?