Добро пожаловать в реальный мир

Господин Кен то и дело кидает на меня нехороший взгляд и многозначительно фыркает всякий раз, проходя мимо. Но поскольку он меня все же с работы не турнул, то думаю, он просто делает видимость. Как бы то ни было, я стараюсь держаться образцовым работником и натираю стаканы так, будто от этого зависит вся моя жизнь. Паб к вечеру потихоньку наполняется людьми, и уже сейчас я чувствую, что буду занята сегодня выше крыши и мне станет попросту не до мыслей – а для меня это как раз то, что надо. Предаваться размышлениям – вообще сильно переоцененное времяпрепровождение.

Я посылаю Кену самые что ни на есть очаровательные улыбки, и он скалится мне в ответ. Я, в свою очередь, еще усерднее натираю стаканы… И вот в самый разгар этого ни к чему не ведущего противостояния в «Голову короля» вплывает моя мать и ловко забирается на барный стул прямо напротив меня.

– Привет, золотце!

Я едва не роняю стакан. Уже сколько месяцев прошло с тех пор, как моя матушка заглядывала в «Голову». На самом деле мама сюда фактически так просто и не заглядывает, так что этому ее визиту определенно есть причина.

Я настороженно ее целую.

– Чему обязана таким удовольствием?

– Можешь угостить свою дорогую мамочку джин-тоником, – молвит она, прижимая сумочку к коленям.

Я покорно нацеживаю на глаз порцию джина, с лихвой разбавляю его тоником. Уж я-то знаю, что у мамочки на втором месте после стаканчика шерри! Передаю ей напиток и терпеливо жду, чтобы узнать, что же такое стряслось. Может, она наконец решилась нас просветить насчет своих гуляний с мистером Пателем? А вдруг она пришла сказать, что они приобрели себе бунгало в Истборне и собираются туда вместе переехать? Подумать даже страшно! Впрочем, Карл прав: родители мои оба взрослые люди и вправе жить так, как считают нужным. И если мама после всего, что случилось, не примчалась со всех ног к постели больного папы, значит, теперь ее ничто уже не заставит принять его обратно.

Мама потягивает из стакана.

– М-м-м, восхитительно!

Хотя с уверенностью могу сказать, пить ей это сейчас ну совершенно не хочется.

Тем временем к бару подходят два посетителя, и я тороплюсь их обслужить, краешком глаза приглядывая за мамой. При бесстрастном взгляде со стороны я замечаю, что за эти дни мать как будто стала старше и дряхлее, и у меня от этого сжимается сердце. Перемены вроде еле уловимые, но я все же вижу, что недавней вздорности у мамы явно поубавилось. Интересно, что же все-таки произошло? Или это стала на ней сказываться ее таинственная двойная жизнь? Или это в ее летах так переживается мысль о разводе? Это в любом возрасте не так-то просто – но когда к тебе вовсю подступает пенсия, вся эта процедура, наверно, переживается с особой остротой.

Закончив обслуживать посетителей, возвращаюсь к матери:

– Итак?

Вздохнув, она спрашивает:

– Как там папа?

– Отлично, – честно отвечаю я. – Если верить докторам, через неделю сможет уже отправиться домой.

– Хорошо, – роняет мама, но каким-то очень нетвердым голосом. Она делает еще глоток джина, причем прилагает весьма заметные усилия, чтобы его проглотить. – Он собирается вернуться к тебе в квартиру?

– Наверно, да, – пожимаю плечами.

Мама поднимает на меня взгляд, в глазах у нее стоят слезы.

– Ему на самом деле было плохо?

– Хуже не бывает, – рублю я напрямик. – Мы его чуть не потеряли.

– Вот старый дурак, – бормочет она под нос, но уже без всякой злости.

– Можешь о нем уже не беспокоиться, – говорю я, хотя по маме и так видно, что она этим не заморачивалась. – К папе чрезвычайно внимательно относятся в больнице. При нем крутится очень исполнительная и очень даже хорошенькая молодая тайская сестричка, которая ему довольно симпатична, – с колкостью сообщаю я. – Она уверяет, что он поправляется. Я к нему забегаю каждый день, да и Джо тоже.

«Ты вот только, мам, откалываешься от нашей маленькой уютной компании», – напрашивается к моим словам подтекст.

На высоком барном стуле мама кажется совсем миниатюрной. Она взволнованно хмурится. Может, сейчас не самое лучшее для этого время – и уж точно не самое лучшее место, – но я хочу скрепя сердце разрешить наконец тот вопрос, что раскалывает на части нашу семью.

Я кладу ладонь на мамину руку.

– Я знаю про мистера Пателя, – говорю я. – Уже давным-давно просекла, что происходит.

У мамы расширяются глаза.

– Откуда ты узнала?

– Ты же моя мать, – спокойно объясняю я. – Да и я вроде не дурочка.

– Я не хотела, чтобы кто-нибудь об этом знал, – признается она. – Это было моей маленькой тайной, о которой никому не следовало знать.

– Да по тебе самой это было уж очень заметно, – тихо усмехаюсь я. – Макияж там, новая прическа. Из недр гардероба повытаскивала лучшие наряды. В общем, не надо быть семи пядей, чтобы прорюхать, в чем тут дело.

Мама огорошенно глядит на меня.