Не имею понятия, куда Карл меня приводит, но это точно самый что ни на есть ужасный паб. Мы забиваемся в самый угол заведения, в котором тесно от шумной публики и дым стоит коромыслом. Всякий раз, как я несу стакан ко рту, я рискую, что мне поддадут под локоть, однако это не слишком сдерживает мое заметно прогрессирующее состояние. Не знаю, насколько сильно мне надобно набраться – знаю только, что принять надо много. Причем очень много.
Однако забытье все не приходит, а реальность между тем настойчиво стучится. Я снова и снова переживаю свое презренное бегство от славы и все никак не могу выкинуть из головы образ Эвана Дейвида. И всякий раз, как я все это представляю, мне делается только хуже и хуже.
– Хочу водки, – требую я. – Налей мне лучше водки.
– Да вроде как тебе уже достаточно, – говорит мне Карл, и печаль в его голосе даже горше моей.
– Не-е-ет, – возражаю я, уже еле ворочая языком. – Надо добавить.
– Да, кажется, не надо.
И, уже сползая вниз по стене, я успеваю подумать, что Карл, пожалуй, все же прав.
Крепко обхватив руками, он в очередной раз поднимает меня на ноги и ведет на выход. На улице, на свежем воздухе, в голове у меня малость проясняется. Рискованно держа меня одной рукой, Карл «голосует», ловя такси. Несколько машин нас объезжают на безопасном расстоянии – что со стороны водителей, на мой взгляд, вполне разумно, – однако находится один идиот, который все же возле нас останавливается. Приятель грузит меня в салон, на заднее сиденье, с которого я почти сразу скатываюсь на днище машины.
– Будем надеяться, ее не вырвет, – говорит Карлу таксист.
– Все будет отлично, – уверяет тот водителя, что, мне кажется, довольно опрометчиво, и называет адрес своего дома, который отсюда всего в нескольких минутах.
Мой милый, дорогой, любимый друг поднимает меня со дна – и в прямом, и в переносном смысле – и вновь усаживает на сиденье, затем устало плюхается со мной рядом.
Я опять начинаю лить слезы. Какая же бестолочь! Какая же я жалкая никчемная бестолочь! Я же всех подвела. И себя, и – что главное – Карла. А он этого совершенно не заслуживает, он же столько сделал для меня! Я чувствую себя ужасно. Так ужасно, что и представить невозможно. Глотая слезы, беру Карла за руку:
– Ты меня ненавидишь?
– Нет, Ферн. – Он испускает долгий прерывистый вздох, потом разворачивается ко мне, уставясь мне в глаза пристальным, немигающим взглядом: – Я люблю тебя.
Глава 45
Карл живет в квартире от жилищной ассоциации сразу за вокзалом Эустон, совсем недалеко от дома моих родителей. Это тесная берлога с одной маленькой спальней, куда более вопиюще нуждающаяся в ремонте, нежели мой дом. Входная дверь у него выглядит так, будто лишь за последнюю неделю как минимум десяток человек пытались ее выбить ногой. Обитает там Карл один – если не считать двух десятков гитар, электронных клавишных и целой кучи всевозможных усилителей разных размеров и невероятно оглушительной громкости.
Для старого бунтаря-рок-н-рольщика мой друг чрезвычайно чистоплотен. И если моя квартира вполне может сойти за студенческую общагу, у Карла всегда тарелки перемыты, а ванная сияет чистотой. Хотя и приходится постоянно спотыкаться о вышеупомянутое музыкальное хозяйство.
– Чаю хочешь? – спрашивает Карл.
Я киваю, тут же сожалея об этом резком движении. Приятель усаживает меня на диван и начинает домовито хлопотать. Я бы и рада сказать, что в такси мне удалось по дороге протрезветь – но это было бы враньем. Еще одним враньем. Стоит только начать обманывать, и вскоре ложь уже легко и естественно слетает с языка.
Я дрыгаю ногами, скидывая обувь, и распластываюсь на диванных подушках. Но даже к тому моменту, как Карл возвращается в комнату с двумя дымящимися кружками горячего чая и тарелкой тостов, мне почему-то не удается остановить бегущие вокруг головы стены.
– Небось за день еще и не поела, – говорит Карл, отчего я снова заливаюсь слезами.
Он садится рядом и, оторвав кусочек от чудесно пахнущего, намазанного маслом тоста, кладет мне в рот. Я машинально, как во сне, прожевываю и послушно глотаю – и так пока не кончается весь кусок. Затем дает глотнуть мне чай и держит у моего рта кружку, пока та не опустевает.
– Ну как, лучше? – спрашивает Карл.
Я, понятно, киваю, хотя мне ничуть не лучше. У меня по-прежнему кружится голова – равно как и его комната. Карл приваливается рядом со мной, запрокинув голову на спинку дивана.
– Так, и что мы будем с тобой делать?
– Позаботься обо мне, – слабым голосом прошу я, уютно примостившись на его плече.
– Да я вроде и так все время этим занимаюсь, – мягко пожимает он мне руку. – Надо бы отнести тебя в постельку, а то утром голова с похмелья будет раскалываться. Вот только не знаю, есть ли у меня чистое белье, – заметно беспокоится Карл, даже покусывая губу.
А что до меня – так чистая у него постель или нет, меня сейчас трогает меньше всего на свете.
– Себе я постелю здесь, – похлопывает он ладонью по дивану.
Я недоуменно взглядываю на него:
– Карл, мне совсем не хочется сегодня оставаться одной.
– Я буду здесь, рядом. Ты ж знаешь.