Добро. Вторая часть

– Ага! Меня не проведешь. Шутник блин! Я везде узнаю твою манеру пучить глаза, хотя у тебя их нет, по существу.

Тот засмеялся. Хихикала и букашка.

– Куда направляешься? – Спросил меня видоизмененный песок.

– Странно это слышать в месте, где нет дня и ночи. – Сказал я улыбаясь. – Ты хоть понимаешь, что мы и не расходились с тобой. Я вижу тебя вечно. К чему эти вопросы?

И мы расхохотались, волнуя новый мир. Тот тоже трясся, делая массаж новым городам в буквенном море. А букашка, так вообще потеряла стыд, превратившись обратно в бабочку с ножками ежика. Упала на буквы, и стала хрюкать, изображая смех.

– Если кто-нибудь из окна земного мира, хотя бы в щелочку посмотрит на все это, он захочет выпить водички, смазывая пот со лба, – думал я, не переставая смеяться.

– Это уж точно! – Поддакивал мне песок, словно он житель земли.

– Что нового? – Поддержал я наш легкомысленный диалог. – Чем занимаетесь.

– Да вот, строим новый мир, – ответил песок, – пока кто-то прохлаждается.

– Неправда, я творю! – Ответил я, изображая обиду, при этом, расплываясь в улыбке.

– Правда, правда. – Противился буквенный вода-песок. – Я тут все устроил, создал города, населил их народами. А он, тут такой, просто покружился, и присвоил все лавры себе!

Букашка мотала головой, то в мою сторону, когда я говорил, то в сторону своего дружка. Открывая при этом ротик с интересом.

– Ага! – Сказал я. – Вот значит как! А кто тебя придумал?

– Ничего не знаю. – Ответил песок. – Это был твой папа. А вообще, это новый мир дал нам всем жизнь.

– Как мы неумело все коверкаем. – Изобразил я злость, при этом разбрызгивая довольные слюни.

– Ничего подобного! – Отвернулся песок, и засмеялся, пряча смех в корявый плач.

После этого сценического диалога двух актеров погорелого театра, букашка стала аплодировать. Путаясь в своих ручках-проводах. Потом плюнула, как это делает букашка этого мира, и стала хлопать ножками ежика.

Мы с песком посмотрели на нее, и начали истерично смеяться. Переворачивая все на своем пути. Буквенное море всколыхнулось, и вышло за свои бескрайние берега, удлинив вечность.

– Ну мы пошли тогда. – Крикнул песок. – Раз мы тут никому не нужны. Будем и дальше творить мир.

– Давайте, давайте! – Бросил я вслед уползающим медузам.

– Больше не зови нас! – Дразнился песок. – Не придем.

Букашка оборачивалась, и что-то вторила песку на своем языке.

– Иди, иди, малявка, – крикнул я букашке, ты еще мне. Будешь тут поддакивать. Смотри ка, научилась у большого зазнайки.

Песок повернулся, и с огромной любовью посмотрел на меня.

Я помахал им рукой.

– Дом! – Сказал я, направляясь отсюда прочь.

Буквы быстро перенесли меня в ту часть мира, где еще оставались островки пустыни. Я словно искал их, когда заканчивались мои дружеские беседы.

Грязная пыль пустыни въедалась в мое восприятие, заставляя меня мыслить. Сквозил странный поток чего-то. Я не хотел думать, что это был ветер земных перемен, долетавший от дома ко мне.

Мне казалось, что я даже слышал, как хлопают ставни окон этого здания. В мою несуществующую голову лезли звуки земли. Шум, грохот, плескание, треск, голоса, мелодии. Было приятно слышать, но у меня была иная цель. Я понимал, что земля манила меня к себе, не меньше, чем я ее. Но мой путь был непоколебим. Тем более, мысль о безвременном перемещении, всегда согревала мой, иногда возвращающийся мозг земли.

Вдалеке показался дом. Он, как одинокое дерево, стоял посреди пустыни. Над ним даже кружили макаронные облака, чем-то похожие на воздушные и земные. Это была моя роспись, в моих неумелых попытках творить. Хотя, когда я их снова увидел, то они показались мне очень даже симпатичными. Я бы даже сказал, великолепными.

– Так всегда. – Подумал я. – Даже самая истинная и глубинная красота, становится блеклой. Когда на нее долго смотришь. А самое обычное и простое, может в этот момент стать шедевром.

Я увидел точку вверху, с которой все началось. Она уже не выглядела, как картина изобилия. Это творение перешло в новый мир. Оставляя ее тут в одиночестве. Новый мир ждал, когда она оголодает по созиданию, и вновь вспыхнет плодородием.

Мне нравилась эта кисть моего разума. С нее все начиналось. И как бы я не убегал от себя, я всегда к себе возвращался. К своим мыслям, чувствам, желаниям. Я лишь только менял местами осознание волшебства и реальности.

– Да, ну и громадина! – Сказал я, глядя на дом. – Какая-то неотесанная скала. Хорошо я хоть, облил ее палитрой своего настроения. Да.

Я вспомнил, как не мог разукрасить дом, стараясь это сделать против своей воли. Ради того, что просто так нужно. Якобы дом, не вписывался в общую картину нового мира. Но теперь я понимал, что этот пустынный уголок, являлся моим местом воспоминаний. Это был портал чувств и желаний. Только вот теперь, он смотрелся нелепо, сверкая то ли красным, то ли розовым цветом. Стоя посреди пустыни печали.

– Ну и ладно! – Рассмеялся я. – Иногда пятна больше, чем холст.

Я имел в виду, что печаль тоже радуется.