Доброе слово

Во время все усыпляющей сиесты пес вытягивался на площадке перед будкой, наслаждаясь полдневной жарой, цыпленок садился ему на переднюю лапу и дремал вместе с ним. Но боксер разлеживал на припеке довольно долго, пока солнце не садилось. Писклявый цыпленок выдержать этого никак не мог и спустя какое-то время отправлялся прогуляться по грядкам. Как только жара спадала и ленивая дремота покидала пса, он сразу спохватывался о подопечном: где он? И пускался в поиски, пока не находил. Частенько же случалось, что пес цыпленка отыскать не мог, потому что в своей непоседливости тот переступал дозволенные границы в буквальном смысле этого слова. Он высмотрел в заборе места, где щели между планками были пошире, и, подгоняемый любопытством, пробирался к соседям. Те разводили в саду овощи и цветы, цыпленку нравилось прятаться в них, в густой зелени его не было видно, так что сосед, человек весьма подозрительный (по всей округе его называли не иначе, как «чокнутый Шерлок»), этих нежелательных для себя визитов до времени не замечал. При таковой ситуации боксер подступал к забору и принимался тявкать и повизгивать. «Иди домой!» — взывал он на своем собачьем языке. И, как видно, запропастившийся понимал его, потому что слушался и покорно возвращался. Но иногда ему хотелось побыть подольше средь ароматных гвоздик, и пес вынужден был пускать в ход иные просьбы и даже угрозы, чтобы выманить его оттуда. Стоило цыпленку появиться в щели забора, боксер легонько хватал его зубами и тащил к будке. Сам ложился перед входом, усаживал цыпленка между передними лапами, не позволяя больше сделать ни шагу. И если тому удавалось хоть чуточку отойти, пес тем же способом возвращал его назад. Когда хозяева звали боксера с собой на реку, он всякий раз останавливался возле калитки и принимался выть, поглядывая то на цыпленка, то на хозяина, словно бы просил: возьмите и моего маленького! Эх, псина, псина! Не годится так, отвечал ему хозяин, не положено пернатых водить на поводке! И пес уходил со смешанными чувствами: радовался прогулке и жалел своего воспитанника.

Ребенок созревает целых двадцать лет, прежде чем из него получается человек, пес вырастает за несколько лет, неоперившийся птенец превращается во взрослую птицу за один только год. Цыпленок рос невероятно быстро, день ото дня он становился все крупнее и крупнее и вскоре уже не мог пролезать между планками забора. Но у него выросли крылья и сменилось оперенье. И тогда, не сумев проникнуть в соседний сад низом, он стал переноситься туда верхом. Захлопав крыльями, он с шумом взлетал на забор, долго оглядывался, высматривая посадочную площадку, и с таким же шумом перемахивал к соседям.

Однако теперь визиты его не проходили без последствий, как во время пеших прогулок. Отяжелевшее тело при посадке взъерошивало клумбу, всякий раз уничтожая какой-нибудь цветок. Это не осталось в тайне, и все кончилось скверно. Сосед, конечно, мог разрешить конфликт мирным путем. Но он не придерживался такого способа улаживания спорных дел — хватал первое, что попадало под руку: метлу ли, палку ли, — и гнался за незваным гостем. Несколько раз тому удавалось благополучно скрыться, но однажды перелететь он не успел. Сраженный тяжелым ящиком из-под цветов, цыпленок оставил мир сей. Поблизости не оказалось никого, кто бы, как некогда у реки, вернул его к жизни. Сосед взял его, бездыханного, за крыло и перекинул через забор. А вместо посмертного некролога послал вслед ему поток ругательств.

Пес подбежал к недвижному другу и попытался поднять его. Когда это не удалось, он ухватил цыпленка, как поступал раньше, и потащил к будке. Лег рядом и все понуждал того расположиться удобнее на его лапе. Тщетно.

Потом пришла хозяйка, взяла цыпленка и унесла в дом. И больше пес его не видел. Цыпленок был еще теплый и свежий. Хозяйка ощипала его и приготовила на ужин. Кости достались ему, боксеру, и он сожрал их, не подозревая даже, что слопал своего приятеля.

Пес и по сей день рыщет по саду, встанет у забора и все глядит и глядит, разыскивая друга; а тот — как в воду канул. И если сморит его полдневный сон, ему уж не снятся ни погони, ни превращения, когда он с чубуком в зубах водил хозяина на прогулку, не кричит пес из клетки голосом попугая Лоры и не купает ревущего малыша. Он мечтает о цыпленке, скулит, подзывая его, у щелей забора и относит к будке, чтобы тот дремал вместе с ним. Проснувшись, снова бегает, ищет его, скулит и тоскует: где ты, где, приятель?

Где ты?

Яромир Томечек, «Чудесная охота», 1974.

Перевод Л. Новогрудской.

Павел Францоуз