— А то, что ни у кого ничего нельзя брать даром, а целовать чужого мужчину тем более неприлично.
— А я уже и не целую. Да пан Рога — вовсе и не чужой, он мой знакомый, — защищалась Верушка. — Вернее — друг.
— Ну, конечно, — нахмурилась мама. — Еще раз увижу… скажу папе!
Отцу она ничего не сказала, в этом Верушка не сомневалась. Папу они теперь видели дома редко. Возвращался он всегда поздно, Верушка уже спала. А утром, когда она уходила в школу, его уже не было.
Случалось, папа иногда ужинал вместе с ними, тогда дома был почти праздник.
Только мама смотрела на отца с укором, а он устало и виновато улыбался.
— Подожди, все еще образуется, — говорил папа, а мама махала рукой и отвечала:
— Это я уже слышала. Кто обещал, что после Февраля наконец-то всюду наведут порядок и мы тоже заживем как нормальные люди? Ну и что? Собрания, собрания, одни только собрания да заседания. То на фабрике, то в городе, то где-то в деревне, и так беспрестанно…
— Но это же правда, все образуется, обязательно, вот увидишь, — уверял ее папа, и Верушка не волновалась: о пане Роге разговора не будет.
Это немного походило на запретный плод, который всего слаще. Стоило подойти к углу той улицы, и Верушка ощущала на языке вкус клубничного мороженого.
— Все равно он обманщик, — сказал ей однажды Гонза. — Плеснет туда розового сока, заморозит, — вот тебе и клубничное мороженое! Обманщик он!
Гонза был на год старше, и Верушка гордилась, что он иногда ждал ее около дома. Стоял у тротуара, отшвыривая ногой камушки, и делал вид, что Верушку вообще не замечает. Но стоило ей пройти, как он быстро оборачивался и словно невзначай ронял:
— Привет! Подожди, я тоже иду туда.
— Куда? — спрашивала Верушка, а он цедил сквозь зубы:
— Туда же, куда и ты.
Ну и смеху было потом!
Так все и шло своим чередом, но вдруг Гонзе вздумалось перед Верушкой прихвастнуть. Он проводил ее не до забора, как всегда, а дотащился за ней до угла улицы, где была кондитерская.
Верушке это не очень-то понравилось, но она не знала, как от него отделаться, и шла дальше. Ей казалось, идя рядом с Гонзой, она изменяет пану Роге. Единственное утешение, что кондитер не смотрит сейчас на улицу.
— Подожди, — сказал вдруг Гонза и вбежал в кондитерскую.
Верушка остановилась у витрины, — может, пан Рога не увидит ее? Из магазина доносился звонкий голос Гонзы:
— А какое у вас мороженое?
— Для тебя, к примеру, ванильное, — ответил пан Рога. — А для Верушки — всегда клубничное, — добавил он, и у Верушки подкосились ноги. Значит, видел!
Пока удивленный Гонза отсчитывал мелочь, пан Рога вышел за дверь. Подал Верушке ее порцию и улыбнулся.
— Плати только за свое ванильное, — крикнул он, обернувшись в магазин. — Верушку угощаю я!
Он дружески подмигнул Верушке, и ей стало вдруг очень хорошо. Ну, нет, это ясно, пан Рога — настоящий друг.
Гонза не нашелся, что и сказать. Только пожал плечами, вышел на улицу и некоторое время молча, вразвалку шагал рядом с Верушкой. Оба усердно лизали мороженое.
— Он что, твой родственник? — спросил, наконец, Гонза.
— Нет, почему?
— А чего же он к тебе такой внимательный?
— Он мне, понимаешь, вроде как друг.
— Да ну? — удивился Гонза. — А мороженое у него — не очень-то. Обжуливает.
— Это ты назло так говоришь, — отрезала она.
— Если назло, тогда — привет! — выпалил Гонза и перешел на другую сторону улицы.
Дальше Верушка шла очень медленно. Она думала, может, Гонза еще догонит ее, и к тому же ей не хотелось явиться домой с мороженым. Опять пойдут разговоры.
Ей не повезло. Мама стояла возле дома и могла увидеть, как она украдкой пытается выбросить пустой стаканчик в канаву. Но, к ее удивлению, никаких разговоров не возникло. Мама с озабоченным видом поглядывала куда-то вверх и кивала головой.
Подойдя ближе, Верушка поняла, что мама разговаривает с пани Винцентовой, вернее, слушает, как та, высунувшись из окна, тараторит, подкрепляя свою речь отчаянной жестикуляцией.
— А я вам говорю, — услышала Верушка, — это чистая правда. Того человека — убили!
— Иди, Верушка, иди, домой пора, — сказала мама, словно испугавшись, что дочь узнает больше, чем следует.
— Кого это убило? — все же спросила Верушка.
Но мама только отмахнулась, мол, все бабьи сплетни.
А вечером, когда вернулся папа и они с мамой, думая, что Верушка спит, заговорили о ком-то, кого где-то убили.
— Ерунда, — сердился папа. — Говорю тебе — это неправда, сегодня я сам с ним разговаривал!
— А что неделю назад был взрыв у Старков, тоже неправда?
— Это другое дело, — устало отозвался папа, — там действительно что-то взорвалось, но никто не пострадал! Болтовня все это!
— Ты что, не видишь, они же на активистов покушаются, — заплакала вдруг мама. — Все с кем-то там борешься, а на семью тебе наплевать. Скоро собственную дочь узнавать перестанешь…
Вот сейчас скажет про мороженое, подумала Верушка, но мама расплакалась и больше не проронила ни слова.
На следующий день Гонза на улице не появлялся.