Сегодняшние языкастые летописцы заметят – неофициально, кроме прочего, – что внучка безумного Адая была одета в темно-пурпурное, цвет Дома будущего мужа и обвешана драгоценностями, как статуя дарастанской богини во время их ежегодных молений о дожде. Что она нисколько не казалась влюбленной, скорее, несчастной, из чего можно сделать вывод, что замуж ее отдают против воли – подумать только, старшая семья!
Все это разнесется по площадям и салонам и станет главной темой обсуждений на целых два, а то и три дня, если только не придут вести с запада или Бездомные не устроят очередную пакость. Тогда про Иарру забудут сразу же. В официальную летопись в любом случае войдет лишь одна фраза: «в тот день состоялась свадьба между энсом Дома Нинхур Караной и дочерью энсы Самурхиль Иаррой».
Надо отдать должное энсе Инсине – она не принуждала Иарру к браку силой. Она предоставила ей выбор, точно такой же, какой был предоставлен некогда ей самой: подчиниться или уехать из Арша, поселившись на вилле, в тишине и покое деревенской жизни. Там у нее будет свобода выбирать себе занятие по вкусу. Она будет пользоваться содержанием, достаточным, чтобы не уронить семейную честь. Единственное, что было у Инсины и чего не будет у нее – надежды когда-нибудь вернуться в Арш в качестве энсы.
Сомневалась ли она, делая выбор? Да. Могла ли она всерьез решиться на отъезд? Пожалуй, что нет. Вся ее жизнь прошла в Арше. Отказаться от него, променять на деревенскую лень и ощущение ненужности, выброшенности из жизни, которыми буквально давилась в тот единственный раз, когда гостила у матери на вилле? Нет, помилуйте ее Двое!
Кроме того, отъезд навсегда отрезал бы ее от храма Непознаваемого и от того, кто заключен в его подземелье. Этого Иарра не могла допустить – не потому, что хотела дать ему свободу, вовсе нет. Но это ведь она его пробудила и теперь была за него в ответе. Кроме того, дед сделал именно ее наследницей этой тайны. Дед счел бы ее отъезд на виллу слабостью, побегом. Иарра не могла разочаровать деда.
Ее домашний арест закончился. Пользуясь обретенной свободой, она целые дни проводила в Среднем городе – не в развлечениях, как наверняка думала мать, а в самых дальних и редко посещаемых комнатах главной городской библиотеки и помещениях архива. Она просмотрела сотни глиняных таблиц, хранивших память доисторического Арша, сотни договоров и торговых сделок, судебных записей и невнятных родословий, не имевших никакой ценности кроме той, что в них время от времени упоминался Имир. Почти всегда с его именем была связана какая-нибудь жестокость. «В год казни наместников западных земель всемилостивый Имир повелел…» «Посланников Имир обезглавил и приказал отправить головы пославшим их и при сем написать…» «При спускании ладьи на воду все ликовали и славили Царя, и принесли ему жертвы…» «В знак покорности Царю присланы восемь десятков рабынь, многие из которых были беременны. Имир принял дар милостиво и сказал…» Последнее было особенно ужасно. Храня в себе память Лады, Иарра знала, какое применение младенцам рабынь находили маги в родном мире Имира. В том мире рабы отличались от магов цветом кожи; и они сами, и рожденные ими от хозяев-магов дети считались скорее животными, чем людьми. Использовать их труд для удобства, а кровь – для получения магической Силы было обычным делом. Больше всего ценилась именно кровь новорожденных…
Но в тех же самых архивах хранились и другие записи. Из них, повествующих о временах, которые для самих писавших уже были далеким прошлым, жадным Иарриным глазам открывался другой Имир. Тот, кто победил хладных демонов, кем бы они ни были, и спас людей всего мира от истребления. Научил спасенных рыть каналы, орошать землю и возделывать ее, обжигать глиняные кирпичи и возводить из них дома и дворцы. Ковать медь и железо и изготовлять из них инструменты и оружие. Одеваться в одежду из шерсти, льна и шелка, наблюдать звезды и складывать числа, превращать слова в буквенные знаки и записывать их на глине и коже, в назидание грядущим поколениям. Имир дал людям закон, который распространился по всей земле, и даже до сих пор, в современном Арше и других странах известного мира все законы так или иначе основаны на древних, записанных в те времена, когда землей правил Имир. Кровопийца или нет, его власть длилась долгие тысячелетия. Под его властью люди восстали из дикости и стали теми, кем являются по сей день. И то, что за две тысячи лет заточения его имя стало невнятной легендой, сказкой для Бездомных и небылицей для Высших, нельзя было назвать иначе, кроме как черной несправедливостью.
Подобные рассуждения не нравились Элетии, зато их горячо одобряла Лада. Раз проявившись, две прежние Иаррины личности больше не смолкали. Они вмешивались во все дела, давали непрошеные советы, высказывали сомнительные суждения и все время друг другу противоречили. Хуже всего, что они никогда не говорили друг с другом, только с Иаррой, так что не было никакой возможности оставить их наедине и посмотреть, кто победит.