– Звания рыцаря будут удостаиваться выпускники университетов, а также юнкера, заслужившие отличие своими достохвальными деяниями. Наконец высшая аристократия, баронство, образуется из лучших и ценнейших мужей нашей страны, для которых служение Гартенлянду составляет смысл жизни. Все вы, члены Совета, конечно, станете баронами.
– Я и так граф! – воскликнул тишайший фон Тиссен. – Зачем мне превращаться в барона?!
– Нынешний титул останется частью вашего имени, – успокоил его принц. – Но, уверяю вас, звание гартенляндского барона будет почетнее и значительнее. Со временем, когда новая иерархия сформируется и утвердится, мы создадим Ассамблею и учредим выборы, участвовать в которых смогут новые аристократы. При этом у юнкера будет один голос, у рыцаря два, а у барона три. И не думаю, что народ возмутится подобному неравенству. Никому ведь не заказан путь в дворянство, и по наследству никто его не получит. Учись, будь достоин – и станешь аристократом.
– Народ-то не возмутится, но взбунтуются все нынешние дворяне! – задыхаясь, проговорил герцог. – Опомнитесь! Вы погубите наш дом! Вас попросту свергнут!
– Нет. Потому что от старых дворян меня защитят новые. К тому же многие из прежних, кто достоин, сохранят иль даже повысят свое положение, – спокойно ответил Карл-Йоганн. – А теперь, после сего отступления, я вернусь к вопросу о гартенляндских уголовных наказаниях. Как я уже сказал, кары будут двух степеней. За умеренную провинность дворянин будет на некий срок лишаться благородного звания, а простолюдин – возможности его обретения. За преступления ужасные, не допускающие снисхождения, виновный будет приговариваться к изгнанию из Страны-Сада. В самых тяжких случаях – навсегда, пожизненно.
– Да что это за кара! – возмутился доктор Эбнер. – Вокруг вся Германия! Пускай убийца иль насильник отправляется хоть в Саксонию, хоть в Баварию, сохранив голову на плечах?
– Разве Всевышний наказал Адама и Еву отсечением головы? – кротко возразил Карл-Йоганн. – Нет, он лишь изгнал их из Эдема, сказав: живите где хотите и как хотите, но не здесь. Нам надобно создать такую страну, чтобы жители страшились разлуки с ней больше всего на свете. А ни палачей, ни тюремщиков среди моих служителей не будет. Это ремесла, человека недостойные.
Он ждал еще вопросов, но другая сторона стола молчала. Луций зорко следил за каждым. Священник уже не гневался, а призадумался. Министр растерянно помаргивал. Казначей перестал смотреть на дядю и теперь внимательно, словно прицениваясь, изучал племянника.
Кажется, поняли, что перед ними может, и фантазер, но не пустомеля.
Тишину нарушил регент.
– Я скажу, чем закончится ваш общественный эксперимент, – грустно сказал он. – Вы очень молоды и чересчур умозрительны в своих суждениях о людях. Народ – как собака. Пока держишь ее в строгости и на поводке, она послушна, виляет хвостом и лижет руку. Но коли разбалуешь, начнет огрызаться, гадить где ни попадя и в конце концов покусает хозяина. Когда ты предлагаешь черни палец, она отхватывает руку. Многие прекраснодушные государи в истории узнали сию горькую истину, когда было слишком поздно.
Принц ответил так:
– Отличие народа от собаки состоит в том, что собака, о которой вы говорите, взрослая и более уже не вырастет, а народ подобен ребенку. Он растет и обучается. И чем он делается старше, тем больше следует давать ему свободы. В том и состоит миссия монарха, чтобы отпускать эти помочи не слишком быстро, но и не слишком медленно. Вот зачем мне нужна новая аристократия. В нее будут включаться граждане, которые перестают быть детьми и становятся взрослыми.
Эти простые слова будто переменили некий невидимый баланс. Доктор Эбнер задумчиво покивал. Граф Тиссен со вздохом возвел очи горе, словно смиряясь с неизбежным и отдаваясь на волю Провидения.
А казначей перестал щуриться и деловито заметил:
– Я, ваше высочество, человек практический, и меня занимает вот что. Любые преобразования, в особенности столь размашистые, производят хаос в умах, и тут единственное средство избежать смуты – занять народ делом и обеспечить заработком. Ваше высочество учитывало сие обстоятельство при замышлении реформ?
– Конечно, дорогой герр Драйханд. Мы займем людей работой по ремонту дорог и строительству общественных зданий, полезность которых очевидна для всех.
– Да на какие деньги?! А бесплатно работать никто не станет.
Принц с улыбкой глянул на Луция. В дороге они подробно обо всем этом говорили.
– Деньги возьмутся от тех, кто пожелает стать дворянином. Добровольные взносы на благие дела облегчат получение благородного звания. У кого нет денег, смогут поднять свой общественный капитал бесплатным трудом. Уверяю вас, и первых, и вторых найдется предостаточно.
– Это пожалуй, – не стал спорить Драйханд. – Люди честолюбивы и любят друг перед дружкой покрасоваться. Странно, что никому прежде не пришло в голову обратить эту человеческую слабость в общественное благо. Однако деньги понадобятся и княжеской казне. Она совершенно пуста и до окончания войны ниоткуда не пополнится.