Читаем Добрый доктор Гильотен. Человек, который не изобретал гильотину полностью

Между тем торговки успели «установить контакты» с солдатами Фландрского полка, и те пообещали действовать в пользу толпы. Таким образом, на помощь Фландрского полка двор уже не мог рассчитывать, и оставалось лишь одно средство спасения для короля и его семейства: немедленный отъезд в какой-либо провинциальный город, жители которого были преданы короне. Экипажи были уже готовы, оставалось только королевскому семейству сесть в них, пользуясь наступившей темнотой, но тут около дворца появились национальные гвардейцы. Расставленные часовые получили приказание не пропускать придворные кареты за ворота, и отъезд короля был остановлен.

Внутри дворца на часах были оставлены верные своему долгу швейцарцы. Прибывший с национальной гвардией Лафайет успокоил короля и королеву.

Около трех часов утра все, казалось, успокоилось. Национальное учредительное собрание закрыло заседание, успев распорядиться об отведении помещений в церквях, казармах и кофейнях торговкам, но для всей толпы все равно не нашлось ни места для ночлега, ни продовольствия. Люди расположились на площади около разведенных костров, которые однако постоянно гасли от начавшегося дождя.

В пять часов утра свирепого вида мужчины стали будить задремавших товарищей и собрали к шести часам в одном из дворов Версальского дворца большую толпу самых отчаянных злодеев. На дворе этом охраны почему-то не было, и решетку сломали без особого труда.

Во главе демонстрантов шли рыночные торговки — крупные женщины с сильными руками. Похоже, что вместе с ними были мужчины в женских платьях <…> Лафайет, командир национальной гвардии, последовал за ними с большинством своих людей. Он не был уверен в своих подчиненных и был очень встревожен тем, что произошло.

Уильям Стирнс ДЭВИС, американский историк

Когда масса черни проникла на лестницу, на которой стояло только два часовых-швейцарца, то один из них выстрелил и убил мятежника. Толпа со страшным остервенением бросилась на часовых и растерзала их. Ближайшим к лестнице покоем была спальня королевы, и мятежники бросились туда, но швейцарцы успели устроить заграждение, и королеве с ребенком удалось перейти на половину короля. Положение верных швейцарцев стало отчаянным в виду наступавшей на них громадной толпы вооруженных мятежников. К счастью, Лафайет уже проснулся и привел во дворец национальную гвардию, которая остановила чернь.

Опасность вроде бы миновала, но по всем дворам и коридорам дворца разгуливали мятежники и громкими голосами требовали выхода короля.

Людовик XVI вышел на балкон, и собравшиеся на дворе вдруг закричали: «Да здравствует король!»

Выглядит это, если честно, совершенно невероятно.

А потом мятежники потребовали, чтобы к ним вышла королева. И когда Мария-Антуанетта, дрожа от страха, вышла в сопровождении маркиза де Лафайета на балкон, эти сумасшедшие заорали: «Да здравствует королева!»

Понять что-либо невозможно и сейчас, а тогда депутат Гильотен, находившийся в Версале, подумал было, что это — раскаяние народа.

Лафайет вызвал офицера королевской стражи, надел на него трехцветную кокарду и поцеловал. И безумная толпа тут же неистово закричала: «Да здравствует королевская стража!»

В ответ на это король объявил, что он немедлено переезжает в Париж.

6 октября 1789 года в Версале в Национальном учредительном собрании происходило бурное заседание.

Некоторые статьи составленной депутатами Конституции король соглашался утвердить, но требовал непременного условия оставления за ним исполнительной власти. Когда воля короля была доложена Собранию, один молодой депутат, до этого времени еще совершенно никем не замеченный, который не обладал ораторским талантом, но всегда был сторонником самых крайних мер, заявил, что оставление за королем исполнительной власти равносильно уничтожению Конституции. Этим депутатом был адвокат из Арраса, и имя его было Максимилиан Робеспьер.

Это был небольшого роста человек с очень неприятным голосом и тяжелым для слуха выговором. Члены Собрания обращались с ним презрительно, но Мирабо почувствовал в нем энергию и сказал, что этот человек выдвинется и далеко пойдет.

Что же получалось?

Получалось, что после похода рыночных торговок на Версаль и переезда короля в Париж, после всех сделанных уступок революция должна была, казалось бы, окончиться. Порядок должен был бы восстановиться, но на самом деле было совсем не так, и более проницательные люди во всех действиях черни видели только пролог к будущей кровавой трагедии.

Король уступил и, по сути, с тех пор содержался в Париже как в плену.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное