Читаем Добрый доктор Гильотен. Человек, который не изобретал гильотину полностью

Многие, сознавая себя не в силах бороться с выпущенными на свободу хищниками, видя, что всякий признак власти уничтожается, что после первых уступок своевольным притязаниям черни наступит время полного господства кровожадных инстинктов, поспешили оставить Париж. Как же повезло тем, кто тогда вообще предусмотрительно уехал из Франции! Возмутительные сцены в Версале, наглое поведение черни и принуждение короля переехать в Париж оскорбили многих членов Национального учредительного собрания и даже побудили самых непримиримых отказаться от звания депутата.

Депутат Гильотен не отказался. Он был одним из тех, кто сопровождал королевскую семью в Париж. Король с королевой и семейством ехали в карете, окруженной поющими и пляшущими женщинами и некоторыми депутатами, следовавшими за каретами верхом. Жозеф-Игнас Гильотен не умел держаться в седле, и он ехал в одном из сопровождавших короля экипажей. Он был явно растерян и совершенно не представлял, что последует дальше.

А Национальное учредительное собрание пока сочло нужным остаться еще на несколько дней в Версале, в прежнем месте своих заседаний. Но вскоре и оно переехало в Париж.

На заседании 9 октября обсуждался порядок уголовного производства: по предложению Лафайета было определено учредить гласный суд, и подсудимому дали право избирать себе защитника.

<p><strong>10 октября 1789 года</strong></p>

А на следующий день, 10 октября 1789 года, члены Национального учредительного собрания долго шумели и не хотели расходиться с заседания. Жозеф-Игнас Гильотен внес на обсуждение важнейший закон, касающийся смертной казни во Франции.

Среди коллег он пользовался репутацией честного ученого и филантропа, и его даже назначили членом комиссии, которой было поручено пролить свет на «колдовство, волшебные палочки и животный магнетизм Месмера» <…> Его выслушали с уважением.

Мартен МОНЕСТЬЕ, специалист в области социальной антропологии

Депутат Гильотен встал перед законодателями, на секунду запнулся, а потом сказал:

— Чтобы быть достаточно убедительным сегодня, я провел немало времени в беседах с месье Сансоном…

При упоминании этого имени в зале мгновенно наступила тишина, словно все одновременно вдруг лишились дара речи. Шарлю-Анри Сансону было пятьдесят лет, и он был потомственным палачом города Парижа. Через некоторое время он получит прозвище «Великий Сансон», ибо именно он казнит самого короля.

Он был сыном палача Шарля-Жана-Батиста Сансона, умершего в 1778 году, и теперь наступило его время. Но семейное ремесло вызывало у Шарля-Анри сильное отвращение — он хотел стать врачом. Однако по настоянию родственников, после того как его отца разбил паралич, ему пришлось оставить медицину и принять на себя обязанности палача, чтобы обеспечивать семью средствами к существованию.

Семья Сансонов удерживала монополию на осуществление казней во Франции с 1688 года. Должность передавалась в семействе Сансонов от отца к сыну, а если рождалась девочка, то палачом обречен был стать ее будущий муж (если, конечно, таковой находился). Впрочем, эта работа была весьма и весьма высокооплачиваемой и требовала совершенно исключительного мастерства, поэтому своему «искусству» палач начинал обучать сына, едва тому исполнялось четырнадцать лет.

Доктор Гильотен хорошо знал Сансона и частенько захаживал в его дом на улице Шато д’О, где они беседовали и нередко музицировали дуэтом: Гильотен неплохо играл на клавесине, а Сансон — на скрипке. Во время разговоров Гильотен заинтересованно расспрашивал Сансона о трудностях его работы. Надо сказать, что Сансону редко доводилось делиться своими заботами и чаяниями с приличным человеком, поэтому долго тянуть его за язык не приходилось.

Так Гильотен узнал о традиционных приемах милосердия людей этой жуткой профессии. Он узнал о том, что, например, когда осужденного возводят на костер, хороший палач обычно подставляет багор с острым концом для перемешивания соломы, точно напротив сердца жертвы — чтобы смерть настигла его до того, как огонь с мучительным смаком начнет пожирать его тело. Что же касается колесования, этой невиданной по жестокости пытки, то тут Сансон признался, что палач, всегда имеющий в доме яд в виде крошечных пилюль, как правило, находит возможность незаметно подсунуть его несчастному в перерывах между пытками.

<p><strong>Гильотины прошлого</strong></p>

Забегая вперед, отметим, что Шарль-Анри Сансон напишет потом воспоминания, которые выйдут в России под названием «Записки палача», и там будет сказано следующее:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное