Добрый доктор из Варшавы

– Вам нужно заняться своим здоровьем, доктор. Я читал в Германии «Право ребенка на уважение». Замечательная книга. У вас много друзей, они так ценят вас. В гетто вам не место. Совсем не место.

Он протягивает Корчаку свидетельство и собирается пожать ему руку. Но со двора доносится резкий звук выстрела, и Корчак инстинктивно отдергивает свою.

Немецкий доктор смущается, опускает глаза. Ведь он прекрасно видел ссадины, старые и новые, разбросанные по телу Корчака.

* * *

По лицу Гарри видно, что он едва узнает Корчака в вышедшем из ворот тюрьмы костлявом старике с сизым носом, в истрепанной и грязной форме майора с порванным воротником. Они медленно идут к трамвайной остановке. Корчак так слаб, что вынужден опираться на руку Гарри, он задыхается, пытаясь сказать слова благодарности своему воспитаннику.

– Ты так рисковал, обежал все гетто, не побоялся сунуться в гестапо, лишь бы вытащить меня, Гарри. И, наверное, это обошлось тебе в кругленькую сумму.

– Вас любит так много людей, они и помогли, пан доктор.

Резкий холодный ветер несет жесткую снежную крупу. Сквозь колкую снежную пыль приближается трамвай в Муранов[7]. Корчак опускается на деревянную скамейку и смотрит на проплывающую за окном улицу. Почему в этот час здесь так много детей? Они стоят на снегу, прижимаются к стенам зданий. Он замечает целую семью, накрывшуюся одеялом.

День угасает, скоро наступит комендантский час. На улицу Хлодну трамвай больше не ходит.

– Простите, пан доктор, нам придется выйти. Тюрьма находится в основной части гетто, большом гетто, а дорога арийская, она проходит посреди гетто и отрезает остальную часть, малую. Мы должны подождать, пока появится брешь, и проскочить между арийскими трамваями, тогда попадем в малое гетто, к Стефе и детям.

Они подходят к воротам, где тесной толпой стоят люди с повязками на рукавах, ожидающие, когда можно будет перейти дорогу и попасть в другую часть гетто. После избиений, которые он видел и испытал сам в Павяке, от одного вида стоящих у ворот охранников Корчаку становится не по себе. Он чувствует, как по спине струится пот. От нечего делать солдаты развлекаются, выбирают из толпы мужчину на костылях и заставляют танцевать под аккордеон уличного музыканта. Когда бедняга спотыкается, глаза у него стекленеют от ужаса.

Неожиданно слева начинается суматоха. Слышится плач ребенка. Корчак с ужасом замечает, как охранник избивает маленького мальчика. Доктор бросается на помощь, но Гарри рывком тянет его назад.

– Не надо. Слишком опасно.

Охранник жестом показывает толпе, что можно переходить. Минуя польских полицейских, которые преграждают путь в арийскую Варшаву, сначала улицу пересекают велосипеды и рикши, затем спешащая масса людей.

* * *

На Хлодной доктор стучит в парадную дверь дома 33, бывшего здания коммерческого училища. Ему открывает мальчик, которого он никогда раньше не видел. Увидев незнакомца, ребенок тут же убегает, зовя пани Стефу.

В коридоре появляется маленький Шимонек. Лицо его сияет.

– Пан доктор вернулся! – кричит он во все горло.

На этот раз Стефа не пытается унять детей. Тесной толпой они окружают доктора, наперебой выкрикивают новости, прыгают от радости. Какое счастье видеть их милые, светлые лица.

Стефа садится за стол, плечи ее расслабленно опускаются.

– Почему ты плачешь, пани Стефа? – спрашивает Сара. – Разве ты не рада видеть доктора?

Стефа обнимает девочку.

– Я плачу от счастья. У людей так бывает. Наконец-то пан доктор с нами.

Подняв руки над головой, Корчак хлопает в ладоши, и дети тоже начинают хлопать вместе с ним, подчиняясь ритму песни, которая за последний год стала гимном их дома. «Черные и белые, коричневые и желтые, все мы братья», – распевают они, улыбаются друг другу, их глаза сияют.

– А в тюрьме было скучно? Чем вы там занимались? – спрашивает Галинка.

– Когда разбойники и грабители в моей камере узнали, что я тот самый Старый Доктор, который выступал по радио, они усадили меня на тюк соломы и заставили рассказывать им сказки, которые когда-то слышали от своих мамочек.

Он показывает, как учил сокамерников ловить блох, которые донимали их и днем, и ночью, а дети падают со смеху.

– Я так рада, что вы вернулись, пан доктор. Уж теперь-то все будет хорошо, – говорит Сара.

Стефа наблюдает за всей этой веселой суматохой, глаза ее блестят от восторга, но к радости примешивается и грусть. Может, и правда, теперь, когда пан доктор вернулся, все как-нибудь уладится.

Вот только хорошо ли он понимает, как обстоят дела на самом деле?

* * *

Приняв горячую ванну и побрившись, доктор надевает чистую одежду, а Стефа заставляет его выпить горячего супу прямо у плиты на кухне. Ее немного припухшие глаза неотрывно следят за его лицом, изучая появившиеся за последние недели раны. Кровоподтек на щеке, болезненно худые лодыжки. Она не отходит от него, словно боится, что какая-то сила снова похитит его.

– Иногда я не знала, что и думать. Про Павяк столько слухов, вокруг только и говорят, как много людей пропало там… – Голос ее срывается.

Он берет ее за руку.