В последнем перед Копычинцами городе они расстаются с Бронеком. Он поедет на север, в сторону Швеции, а оттуда попытается добраться до Англии. Он роется в парусиновом рюкзаке и достает оттуда кожаный чехол. Внутри небольшой армейский нож.
– И ты все время носил его с собой? – спрашивает Кристина.
– Жаль, что не могу охранять вас и дальше, но пусть у вас будет хотя бы это.
Поезд отъезжает, Бронек остается на платформе. Кристина высовывается из окна и машет, пока он не исчезает из виду.
– Как ты думаешь, увидимся ли мы снова?
– Никогда не теряй надежды, – отвечает София.
У Софии ком подступает к горлу. Она закрывает глаза и вспоминает прощание с Мишей. Снова перед ней встают добрые глаза, мягкая улыбка, но было тогда в его взгляде и что-то новое, осознание трагедии, боль от случившегося, стальная решимость вытащить ее из лап смерти.
Теперь она должна сделать все возможное, чтобы выжить, сберечь своих близких и снова встретиться с Мишей.
Они часами изучали нарисованный от руки план Копычинцев, который им передали. И, уходя со станции, пытаются делать вид, будто знают дорогу. Копычинцы – небольшой городок в глубине Украины, с деревянными домами и частоколами. Листья на деревьях уже начинают желтеть.
– Думаешь, эти люди будут нам рады, ведь они нас даже не знают? – шепчет Кристина.
– Они друзья профессора Котарбинского, а значит, хорошие люди, – отвечает София, хотя от волнения ей тоже не по себе.
– Вдруг их не окажется на месте? Что мы тогда будем делать?
Они идут между невысоких домиков среди маленьких садов и в самом конце переулка подходят к неприметному дому с умывальником во дворе. Женщина с седыми, забранными в пучок волосами, наверное, учительница на пенсии, снимает белье с веревки.
Заметив их, она бросает простыню в корзину и идет к воротам, опустив голову.
– София?
София кивает в ответ.
– Мы ждали вас. Вы, наверное, устали с дороги.
Они больше не евреи. Польские католички, беженки, живущие со своими дальними родственниками Юзефой и Михалом Войцеховскими.
Понятно, что никто не верит, что София вдова, что муж погиб на войне. Соседи убеждены, что она родила без мужа, сын незаконнорожденный, а она уехала подальше, чтобы скрыть свой позор. София только рада, что люди так думают.
Проходят дни, холода приходят рано. Еще только начало ноября, но уже по-зимнему морозно. Кристина узнает о Бронеке только из газетных сообщений, в которых упоминаются английские ВВС. София тоже не может связаться с Мишей. Им нельзя переписываться, иначе вся ее легенда пойдет прахом.
Ночью она лежит без сна в темноте и слушает, как в бескрайних лесах, окружающих город, ветер шумит в соснах. В этом шуме ей слышится то голос Миши, то она пытается уловить какой-нибудь знак, который подарит ей надежду на то, что он все еще жив.
На самом деле она даже не знает, удалось ли ему покинуть гетто и добрался ли он до Львова.
Глава 40
Варшава, ноябрь 1942 года
Миша идет в строю на работу в казармы. Над ними висит низкое свинцовое небо. Под мостом бурлящие потоки уносят комки желтой грязи, вода в холодном свете кажется серой. Леденящий ветер с востока продувает тонкое пальто насквозь. После отъезда Софии Миша по-прежнему каждый день с рабочей бригадой проходит мимо ворот сада Красинских, по старому городу и по мосту к военным казармам в Праге.
Депортации прекратились в конце сентября, всего в Треблинку отправили триста тысяч человек. В конце концов всем стало известно, что происходит в лагере. Теперь уже никто из оставшихся в гетто не сомневается, что в Треблинке людей уничтожают.
Гетто обезлюдело, в пустых зданиях кое-где, как островки, попадаются трудовые лагеря. Тридцать пять тысяч евреев работают в мастерских под немецкой охраной. Лютек живет в бараке на одной из фабрик. Условия там суровые, люди страдают от голода и холода.
И еще столько же евреев живут «дикарями», прячутся на чердаках и в подвалах, выходят только ночью за едой.
Миша оборачивается, чтобы в последний раз взглянуть на изломанный силуэт старой Варшавы. Он собирается вернуться сюда только свободным человеком.
Наконец-то он собрал денег на билет на поезд и поддельные документы. Яростный порыв ветра ударяет ему в лицо, поднимает сухие листья с земли. Время уходить.
К вечеру холодает, Миша наматывает шарф до подбородка, отпрашивается в туалет и идет в безлюдную часть барака. Он снимает сине-белую повязку, проходит через боковые ворота и направляется по улице к вокзалу. Он старается идти не спеша, ровно дышать, все время ожидая, что вот-вот окликнут. Никто его не окликает. Дойдя до конца улицы Одиннадцатого Ноября, он с облегчением поворачивает в сторону станции, до которой осталось пройти совсем немного.
Внезапно кто-то хватает его за руку, тянет к дверному проему.
Низкорослый поляк смотрит на Мишу с полустыдливым, полуобиженным выражением лица.