Добрый доктор из Варшавы

Три месяца спустя в гетто входят отряд эсэсовцев и танки, чтобы окончательно разгромить повстанцев. Операцией руководит командир СС Юрген Штроп. Весь мир с волнением следит за тем, как семьсот молодых ребят столько времени противостоят мощной армии вермахта, имея лишь пистолеты, ручные гранаты и пару пулеметов.

Мише и другим рабочим удается настроить приемник на волну независимой польской радиостанции. Генерал Сикорский призывает всех поляков брать пример с бойцов гетто и всеми силами помогать им. Евреи в гетто борются не только за свою свободу, но и за свободу Польши и всей Европы.

* * *

Повстанцы яростно сражаются целый месяц. Но постепенно, квартал за кварталом, немцы сжигают гетто дотла, его обитателей вытесняют из подвалов газом и дымом пожаров, а потом расстреливают или увозят в лагеря.

Впрочем, немцам недостаточно убрать из гетто людей. Каждое здание, за исключением немногих, которые использует гестапо, должно быть взорвано и сожжено. Руины сровняют с землей, каждый уцелевший кирпич вывезут. Наконец Юрген Штроп посылает Гитлеру подробный отчет с многочисленными фотографиями, на титульном листе красуется надпись: «Варшавского гетто больше не существует».

Но даже теперь немецкие солдаты отказываются патрулировать руины, оставшиеся на месте гетто, после наступления темноты. Они боятся еврейских призраков.

От поляка, приехавшего в Киев из Варшавы, Миша узнает, как горожане с арийской стороны смотрели на пылающее гетто, рыдая от ужаса и сострадания, но ничего не могли поделать.

– И все же, – добавляет он, – стыдно сказать, но нашлись люди, которые как ни в чем не бывало кружились на каруселях во время пасхальной ярмарки, нарядные дети раскачивались на качелях, взлетая в воздух в маленьких креслицах. Им было весело, они будто не замечали клубов дыма за стенами гетто.

– Сколько же людей, по-вашему, осталось в гетто?

Человек смотрит на него с недоумением.

– Никого не осталось. Гетто больше нет. Ничего, кроме сожженных зданий и руин.

* * *

Миша бредет к реке. Там, на берегу, он дает волю слезам, рыдает и воет в темноте.

Глава 42 Киев, ноябрь 1943 года

Возможно, именно стремление к истине и справедливости приведет вас к Родине, Богу и Любви.

Не забывайте о них.

Януш Корчак

Уже год, как Миша приехал в Киев. Он выдает себя за украинского поляка. Он хорошо говорит на обоих языках, у него светло-карие глаза и русые волосы, он высок, как русский, и никто здесь не принимает его за еврея.

Однажды унылым ноябрьским утром он стоит на подъездных путях Киевского вокзала среди других рабочих, сгрудившихся вокруг железной печки – крошечного очага тепла в облаке морозного тумана. Вот уже несколько недель на том берегу Днепра не умолкает грохот русских пушек. Красная Армия все ближе, она гонит вермахт на запад. В ответ немцы, отступая, взорвали все мосты через Днепр. Войска Сталина застряли на дальнем берегу, не имея возможности переправить свои совершенно новые танки. Но русские уже строят понтоны. Скоро они переправятся через реку и будут в Киеве.

– По крайней мере, когда придут Советы, мы увидим, как драпают немцы, – говорит Антон.

Костя качает головой:

– Дурак, ты же украинец. Знаешь, что будет, когда придут русские? Ты что, не слышал? Всех украинцев с оккупированных территорий Советы сразу же призывают в армию. Вручат тебе полкирпича вместо оружия, поставят на передний край. И все немецкие пули достанутся тебе.

– Они считают, мы должны были восстать и бороться. Для них мы все предатели.

– Какая разница, кто будет нас гнобить – советская власть или немцы?

– И все-таки послушай меня, когда придут Советы, не называй себя украинцем.

– Одно хорошо, евреев больше нет. Гитлер оказал нам дружескую услугу.

Миша выливает в огонь остатки жидкого кофе и возвращается на рабочую площадку. Внешне он никак не реагирует на слова этого человека, да и в душе почти не ощущает гнева. Его сердце будто застыло от жестоких зимних холодов.

Полгода назад весть о разгроме гетто обрушилась на него, словно физический удар. В ту ночь он упал на кровать, окаменев от горя, испытывая мучительную боль при мысли, что молодые люди из коммуны на Дзельной вряд ли остались живы.