Добрый мир

раза четыре всего всплывали. Такие дела... Мужик смеется: «Дак ведь там и

моря-то нет!» А сержант поглядел на него серьезно так — и: географию,

говорит, надо знать, почтенный. Там озеро есть, с пол-Байкала нашего будет.

Прямо в середине. Купи вон в киоске атлас, да и посмотри. Чалмак

называется... Ну, этот бич потаращился на них, да и отстал.

И с тех пор, если Саню пытались расспрашивать про Афганистан, он с

серьезным видом отвечал, что служил на подводной лодке, на Чалмаке, и

кроме синей воды да рыб ничего не видел. Те, кто был с географией не в

ладах, в недоумении отставали. А кто понимал шутку — тот понимал и

Санино нежелание рассказывать и в душу не лез.

О службе Саня говорил только со своими — с ребятами, которые тоже

вернулись оттуда; в городе их было уже немало. Они крепко держались друг

друга и часто встречались. Иногда на чьей-нибудь свадьбе, а чаще — если

кому-то нужна была помощь. Например, когда Глеба Семенова перевозили на

новую квартиру.

Глеб был старше Сани всего на год, но уже успел жениться. Квартира

ему досталась в новом доме на третьем этаже, и это была не квартира, а чудо:

две комнаты, огромная прихожая и балконище — что твой аэродром —

полтора метра в ширину и все десять в длину.

— Ты бы, Глебыч, пустил меня на балкон пожить,— пошутил Саня,

когда они, перетаскав Глебовы пожитки, расположились на том балконе

покурить.

— Давай, тащи раскладуху,— разулыбался довольный Глеб.

А Равиль, самый старший из них,— он демобилизовался три года

назад — опять стал расспрашивать Саню про житье-бытье. И опять на него

навалились ребята: чего, мол, ерундой заниматься! надо немедленно идти в

завком, в партком, к директору — и требовать! Так, мол, и так, жить негде,

давайте квартиру. А не квартиру, так комнату, на худой конец.

— Да вы что, мужики! Как я буду требовать? — защищался Саня.—

Ну женился бы — тогда понятно. А так они меня куда подальше пошлют — и

все дела. Или общагу предложат. А мне казарма надоела. Пусть лучше так...

— А ты свою Красную Звезду на грудь — и вперед! — горячился

Равиль.— Пусть попробуют послать! И вообще, что за ребячество! Тебе что,

государство за красивые глаза льготы давало?!

Вася Козырев, слушая их диалог, только похохатывал; этому, чтобы

позубоскалить, даже повода не надо было.

— Так ты, Санек, брательнику уже рога наставил? Или как, все еще

теряешься?

Ребята смеялись. А Саня, кисло улыбаясь, чертыхался про себя: ну кто

дергал его за язык рассказывать про братову жену!

Когда полгода назад Саня вернулся домой, его законное место в

дальней комнате было занято, а вместо троих Фетисовых его встречали целых

четверо. Четвертой была Ирина, жена Андрея. Брат женился незадолго до его

возвращения, Саня знал об этом из писем. Ничего против он не имел и с

легким сердцем перебрался в большую комнату на тахту — ее купили

специально для него. О тесноте грех было и говорить: трехкомнатный домина

на пятерых! Беда началась через несколько недель, когда Саня стал понемногу

отходить от своих военных привычек: когда перестало с рассветом

подбрасывать из постели, когда стало уходить постоянно жившее внутри

напряжение, а тишина и покой ночей не вызывали больше недоверчивого

удивления. Беда ходила по дому в легком розовом халате, и чем дальше, тем

невыносимее делалась Санина жизнь.

Был конец июня. В палисаднике перед их домом буйно разрослись

кусты смородины, и пышная их зелень — не та, матовая и блеклая,

обожженная солнцем, а настоящая сибирская зелень начала лета,— словно

отравляла воздух своим тонким, ни с чем не сравнимым дурманом. И шли

дожди. Почти каждый день. Настоящие летние дожди, скорые и теплые. Они

словно чувствовали, что Саня их ждет; едва начинало накрапывать, он

потихоньку выходил в палисадник, садился в кустах на скамейку и тихо

мокнул в свое удовольствие, беспокоясь только о том, чтобы его никто не

увидел за этим диковатым занятием. Наверное, дожди и «размочили» Саню.

Как-то «вдруг» он увидел, что рядом с ним живет симпатичная молодая

женщина. И вначале это было ему приятно. Но недолго. Маленькая, с

пышным бюстом, смешливая и слегка взбалмошная Ирина волчком носилась

по дому, и от нее некуда было скрыться. Она «накрыла» даже его зеленую

засаду.

— Что, Алексашка, кайф ловишь? — прокричала она ему как-то с

крыльца.— Давай-давай, лови! И дым Отечества нам сладок и приятен! Так я

говорю? — Она подмигнула ему, хохотнула, скатилась с крыльца и ракетой

просвистела в летнюю кухню.

Про себя Саня стал называть ее «летающий колобок». Он исподтишка

наблюдал за ней. И чем дольше наблюдал, тем все чаще ловил себя на мысли,

что, несмотря на все неудобства и завихрения характера, Колобок этот

нисколько не был ему противен. А как бы даже не наоборот. От этих мыслей

Сане было стыдно за себя и неприятно.

Вот тогда, в июле, он и рассказал ребятам про свое неловкое

положение. Шутка ли дело: жить в одном доме с молодой женщиной — а она

жена брата! Ты с кровати в одних трусах соскочил — а она нечаянно в

комнату заходит; куда ей деться, комната ведь проходная! Или

вдруг ночью шорох, ты взвиваешься, как бес, до потолка — а это она в