ночной рубашке в туалет крадется... Равиль еще тогда советовал ему срочно
устраиваться на работу и просить жилье.
Саня вернулся в свое автохозяйство в середине июля. А в начале
августа ему вручили новенький КамАЗ и отправили на север области, в колхоз
«Ленинский путь», на уборочную. И не было больше никаких проблем. Саня
был рад. Работе, по которой, как оказалось, соскучился, вольной волюшке,
возможности заработать неплохие деньги.
Но только уборочные не бывают вечными. Через два с половиной
месяца он приехал из колхоза, и все вернулось на круги своя.
— Шурик, лапочка, ты Ален Делон! — восхищенно взвизгнула
Иринка, едва увидела его на пороге дома.— Тебя кто, золотистый мой, так
обиходил? Барышни-доярышни? — Она схватила его за уши, пригнула к себе
и чмокнула в губы. Хорошо, что дома никого не было.
Колхоз ему в самом деле пошел на пользу. Девчата из деревенской
столовой откормили его до состояния «Алена Делона», и брюки больше не
болтались на нем, как несколько месяцев назад. Он сбрил усы и отрастил
«гражданскую» прическу. И стал почти прежним Санькой Фетисовым, как
перед армией, высоким плечистым парнем с русой копной чуть кудрявых
волос и пухловатыми щеками, готовыми розоветь по поводу и без повода.
И жизнь вообще была бы прекрасной и удивительной, если бы как-то
решился вопрос с жильем.
Саня подумывал уже уйти в общежитие. Андрей, было заметно,
частенько стал раздражаться из-за пустяков, и несколько раз между ним и
Ириной вспыхивали вдруг нелепые ссоры. В доме повисла легкая
напряженность, которую прекрасно почувствовали все. Ирина уже старалась
избегать Саню, а мать однажды каким-то виноватым голосом сообщила ему,
что хочет предложить Андрею поискать квартиру — на то он и старший; или
пусть на своем заводе как следует просит... Было это за несколько дней до
новоселья у Глеба Семенова.
Там, на балконе у Глеба, Саню наконец и уговорили совершить набег
на начальство: неужели даже комнатенки захудалой не отыщут!
Глеба перевозили перед самыми ноябрьскими праздниками. А сразу
после праздников Саня пошел в партком своего автохозяйства. Так советовал
Равиль. По его словам, с завкомом лучше было не связываться: там от
просителей все давным-давно стали деревянными.
После визита к секретарю парткома Саня почувствовал себя
человеком, который копил силушку, чтобы ломиться в дверь, а эта дверь вдруг
взяла да оказалась незапертой. Ему дали комнату с первого захода! И даже не
в общежитии, а в настоящей благоустроенной квартире — с ванной, газом и...
черт знает с чем еще. Человек, к которому он пришел, только позвонил
несколько раз по телефону и рассказал, какие и где ему взять бумаги.
— Значит, говоришь, из Афганистана? —
не то переспросил, не то просто сказал секретарь парткома, когда Саня,
краснея и путаясь, рассказал ему свою нелепую историю.— Слышал, что есть
у нас такой, слышал. Говорили...
Это был лысый пожилой человек, невысокий и плотный. Разговаривая,
он без конца разминал и крутил в пальцах папиросу, и Саня все ждал, когда
она у него рассыплется. О квартире он почти ничего не говорил, а взялся
расспрашивать про Санину службу.
— На бээмпэ, говоришь, катался? Не видал.
Чего не видал, того не видал. Вот про «тридцатьчетверку» что хочешь
рассказать могу, а
эти, новые, только в журнале «За рулем» смотрел... Награды-то есть?
Саня кивнул.
Секретарь помолчал — ждали звонка из ЖКУ, до этого он сам туда
звонил,— и вдруг негромко спросил:
— Ну как там? Много наших парней гибнет?
Саня молчал. А что было отвечать? Что значит — «много»? А «мало»?
— Мины заколебали,— наконец нехотя ответил он.— Про
«макаронницу» когда-нибудь слышали? — он быстро взглянул на секретаря.—
Маде ин Италия. Днище прожигает, как из гранатомета. У меня, правда, не
случалось... Гибнут, конечно. Война ведь. Духари — солдаты неплохие.
— Сам-то хоронил? — напряженно спросил секретарь.
— Там не хоронят. Домой отправляют.— Саня хмуро смотрел в пол.
— Ну, ты ладно, не обижайся,— торопливо пробормотал его
собеседник.— Душа болит, вот и лезу с расспросами. Сам-то я с февраля
сорок третьего и до Праги... Пришлось, в общем, повоевал... м-да... И вам
теперь вот тоже досталось... Духари — это кто? Душманы?
— Ну,— Саня кивнул.— Духари, духи...—
У него вдруг поднялось настроение. Этот лысый
человек все больше напоминал ему отца в первые его домашние дни —
и деликатным своим
любопытством, и вот этой несвойственной их
возрасту растерянностью: что там? как там?
много ли гибнет парней? И того, и другого
хотелось по-дружески, чуть свысока, похлопать
по плечу и как-нибудь успокоить добрым словом.
Пока он подбирал это слово, позвонили из ЖКУ.
Ему выделили комнату «из резерва главного командования», как в
шутку выразился секретарь парткома, и через три дня, оформив все
необходимые бумаги, он уже получал в завкоме выписку на ордер.
Саня понимал, что ему крупно повезло. Но что повезло настолько, он
понял лишь тогда, когда впервые пришел в свое новое обиталище. Это была
двухкомнатная коммунальная квартира на втором этаже кирпичного дома, и
жил в ней всего один человек, маленький седой старик. Когда Саня открыл