Добрый мир

— Да лет пятнадцать, однако,— занюхивая свою порцию водки

корочкой хлеба, ответил деда Гриша.— Ну их к богу, этих баб, в самом деле.

Крику одного...

— А детей, что ли, не было? — продолжал Саня начатую тему.

— Ну зачем же? Есть дочка. Черт ее знает где. Не то в Красноярске, не

то ишшо где. Уж и не помню, когда писала. Да ну их к богу! Вырастишь — и

хоть так, хоть эдак, а все одно, ломоть отрезанный... Стерлядку-то чего не

берешь?

Саня взял кусочек рыбы и вдруг широко

улыбнулся.

—

Ну, а без бабки-то как, небось шалил

вовсю, а?

Деда Гриша коротко рассмеялся и подмигнул Сане:

—

А чего не шалить? Было б здоровьишко!

Разговор налаживался неплохо. Выпили

еще.

— Наверное, в молодости-то огонь-парень был?— в дедовом духе

засмеялся Саня.

— Ну, сынок, в твоем-то возрасте они от меня от так от пишшали: и-и-

и-и...— дед тоненько заголосил, и Саня чуть не покатился со смеху.

— Тебе, деда Гриша, в войну сколько лет было? — вдоволь

насмеявшись, спросил он. И сам же стал считать: — Так, это ты, значит, с

пятнадцатого... Двадцать шесть? Ух ты! В самый тот возраст попала! Воевал?

— Не-а,— ответил дед.

—

А что, на трудовом фронте сражался?

Деда Гриша посмотрел на Саню и просто

сказал:

—

Пушшай брянский волк на ем сражается.

— Вот ничего ты даешь! — удивился Саня.— А-а! Наверное, в армии

был, а просто на фронт не попал?

— В гробу я тую армию видал.— Дед глодал стерляжью спинку и

весело поглядывал на Саню.

— Так где же ты был? — ничего не понимая, спросил тот.

— «Где был», «где был»,— передразнил его деда Гриша.— Где был —

там нет ^авно уж! А ты чего так интересуисся?

— Да просто интересно, раз разговор зашел.— Саня удивленно

смотрел на деда.

— Я, сынок, как они передрались, на Тунгуску подался.— Деда Гриша

поднял бутылку, посмотрел ее на свет и взболтнул.— Будешь? Саня

машинально подставил рюмку.

— Чего я на той войне не видал? Пулю в лоб получишь? Нема дурных!

Я об ту пору в Подволошной жил, на Лене, значит. А как загребать нашего

брата стали, я говорю: ку-ку, Гриня! — Он озорно взглянул на Саню и еще раз

ему подмигнул.— И на Тунгуску подался. От так от.

— Вот ничего ты даешь! — опять повторил свое любимое Саня. И

замолчал, видимо не зная, что сказать.— А дальше? Дальше-то как? Всю

войну, что ли, в тайге просидел? — спросил он наконец.

— А чего? Тайга — она всегда прокормит! Выходил иногда, конечно.

Правда, к тунгусам, в русские деревни не ходил... В гробу я ихнюю войну

видал! Мы охотники, от так от. У меня и батька в четырнадцатом не ходил.

Это оне, значит, передерутся — а ты беги, руж-жо наперевес! А ху-ху не хо-

хо? — деда Гриша изобразил неприличный жест.— Пушшай го-лота всякая

бежит, ей боле заниматься нечем...

— В-во деду-уль! — Саня Фетисов оторопело смотрел на деда. Он

сильно растерялся. Но любопытство брало верх, и он снова стал

расспрашивать.

— Так ты что, дед, Советской властью недоволен был или как?

— А хоть Советская, хоть турецкая,— отмахнулся от него деда Гриша.

— Я при деле был и у ей ничего не просил. От так от. И пушшай она не

просит.

—

Не просит, говоришь. Не просит...

Значит, говоришь, не просит... А потом как?

— Чего — как? — не понял дед.

— Ну вот, после войны, после войны, я говорю.— Саня, когда

нервничал, становился косноязычным: начинал в поисках продолжения мысли

повторять одни и те же слова и путаться. Он знал за собой это неприятное

качество, оно обнаружилось в нем еще в школе, и начинал злиться на себя.—

После войны, я говорю, как же?! Как ты выходил из тайги? Тебя же посадить

должны были! Посадить ведь, за это... за уклонение! Ну, я понимаю, кто-то из

наших в Афган не шел, отказывался: в какие-то горы, в чужую страну —

понятно, а ты как?! Ведь Россию топтали! Нас же душили!

— Чего раскипятился-то? — прервал его дед.— На-ка, выпей.— Он

вылил остатки водки себе и Сане.— Что, интересно стало?

— А то нет! — Саня во все глаза смотрел на деда. Тот слегка

нахохлился. Но, выпив, пробормотал что-то про Указ и снова повеселел. Было

видно, что он уже довольно сильно пьян. Саня про водку забыл.

— Корешок у меня в Енисейске был,— занюхав выпитое и

непроизвольно рыгнув, сказал дед.— Клиент. В трудлагере служил. От я туда

и подался. Все чин по чину оформил. На лесоповале я был, от так от... И-и,

куренок, вылупился... Чего глазеешь? Деда пьяного не видал? Да-а... А сюда

уж потом по оргнабору... Да-а... Хошь, норк-ык-ку бабе на шапку достану?

— Н-ну де-ед! — хрипло протянул Саня.— Тебя ж не бывает! В-во

контрра! И много вас таких было?

—

— А кто не дурак! — веско сказал деда Гриша.

— И ты не боишься все это рассказывать? Ну, а если я это кому надо

передам, если расскажу?

— Дур-рак,— размягченно пробормотал деда Гриша.— У меня ж

документы... в Указ мать. А и кому твой дед нынче нужон? Мне ж,

дурачок, уже се-ми-сят! Того и гляди — крякнусь.

— Ну и духарь, ну и духа-арь! — с непонятной интонацией, будто

даже восхищенно, протянул Саня. И, помолчав, спросил еще: — Дед, слышь,

дед? А в деревне твоей, ну, в Подволошной этой, в этой деревне твоей

мужичков-то много .покосило? Ну, когда возвращаться стали, много не

пришло? Ты же должен знать, посылки ведь оттуда получаешь?!