Добрым словом и пистолетом (СИ)

— А как вы хотели? Одной старьевой лавкой сыт не будешь. Тем более этот вот, наследник угодий твоих, поскромничал, а мог бы и похвастаться: доискался ведь — нагрянул к нам среди ночи. Хорошо мы ученые, вовремя съехали… Так что хочешь не хочешь, приходится вертеться. А что же до прочего, — тут он на полуслове убрал с лица ухмылку, посмотрел бесстрастно и отчужденно, — согласитесь, что неприятно, когда ваших друзей используют втемную. Даже если слегка. А, господин Коммивояжер?

— Действительно, господин Настройщик.

========== Глава III. Голоса в голове ==========

23 часа 03 минуты

Первое, что сделал Саэрос, когда увидел его, это всплеснул руками и издал громкий возглас. Продолжил вопросом:

— Почему ты в черном?! Кто-то умер?

Белег действительно переоделся в другой костюм вместо загубленного — в черный, просто потому что в шкафу тот висел ближе, а пехотная форма оставалась внизу, в салоне «Глаурунга», и за ней пришлось бы специально идти. На вопрос отвечать не стал, предоставив Саэросу возможность выговориться.

— …я сколько раз повторял: тебе нельзя носить черное, ты становишься похож на служащего ритуальной конторы. Или на банковского клерка. А я даже не уверен, что хуже! И потом я понадеялся, голодрим одарят тебя чем-то впечатляющим — не хуже моих любимых красных башмаков…

Красные башмаки стали у них чем-то вроде анекдота: как-то Белегу выпала нужда очень спешно свернуть дела на севере и возвратиться в Менегрот, ехать почти открыто, а потому менять внешность. Он и поменял: весь взмыленный примчался в город, во дворец, и по указке королевского оруженосца сунулся в зал Малого Совета как был — в бисером расшитой аварской куртке, в бриджах и тех самых аварских же праздничных башмаках; еще и волосы для верности выкрашены в черный. Незапланированный эффект был произведен: тот же Саэрос первым на весь зал просто заорал, выставил вперед руки, словно ухватить хотел, и потребовал: «Стой! замри! Я должен это зафиксировать!»{?}[См. рисунок Профессора, где черноволосый и интересно одетый Белег находит Гвиндора:

— Башмаками не одарили.

— Но чем-то же одарили? Или только лицо расцарапали?

— Чем-то.

Саэрос посмотрел теперь другим взглядом: внимательно и цепко — наверное, разглядел что-то, уяснил для себя и потому удовлетворенно — без поддевки уже — спокойно кивнул.

— Ну и хорошо.

Нахрапом во дворец они соваться не стали — передумали в последний момент. Со стороны площади Хирилорн стояло такое плотное вооруженное оцепление и мелькали такие угрюмые лица, что общего недолгого размышления хватило, чтобы прийти к общему же выводу: может, с очередным упрямым офицером договориться и получится, но займет это немало времени. Поэтому «Глаурунг» на площадь даже въезжать не стал — остановился возле предпоследнего поста, и Белег один пошел стучаться в высокие, начищенным стеклом сияющие двери ресторана «Махаон». Ресторан для посещения был, разумеется, закрыт, но в том, что на стук кто-нибудь да откроет, можно было не сомневаться: к статусу самого роскошного заведения столицы с самыми роскошными интерьерами, самым вычурным меню, самой вышколенной обслугой, готовой немедленно воплотить любой каприз любого гостя, — к этому статусу прилагались и разные граничащие с излишествами удобства, в том числе стоящий в мягком холле телефонный аппарат.

Перед тем как поехать в сторону дворца, они еще постояли в потемках Верхнего города: Белег и Турин отъехали от «Хромой собаки», подобрали на соседней улице убредшего вперед Настройщика и, попетляв еще немного, притормозили в тихом переулке.

— …давай-ка мы на берегу проясним — не в качестве угроз или чего-то такого, а чтобы лишних иллюзий у нас с тобой не было, — произнес голдо, когда устроился сзади на сиденье и предложил для простоты звать себя не прозвищами, а очередным выдуманным именем — «Нолмэндил». — Знаю, что вы на Амон-Эреб договорились, но поручиться сам не могу, а тем более не поручусь за сокровенные твои мысли. Поэтому так: если Камень попадет ко мне или к кому-то из моих ребят, он сразу отправится по известному тебе адресу. А если кто-то с вашей стороны попробует мешать — дело примет иной оборот.

— Если.

— Что?

— Если попадет.

Нолмэндил тихо усмехнулся. В темноте он почти сливался с черным сиденьем: светились манжеты и воротник рубашки, расслабленные на коленях кисти рук и чуть выступающее из тени лицо.

— Разумеется. Если не попадет — что ж, наши лорды пободаются еще.

— Эта штука правда того стоит? Чтоб за нее бодаться? — не сдержавшись, спросил Турин.

Он сидел, извернувшись на водительском сиденье, и, щурясь невольно, высматривал в потемках голдо. Белег смотрел через зеркало.

— «Штука»? Да, эта штука определенно стоит дороже пары-другой разбитых лбов, господин Турамбар.

— Просто потому что светится? В отличие от любого другого брульянта?

— Посетую, что это весьма примитивное объяснение, но самую суть вы уловили верно: она светится. А за что же и стоит побороться, как не за свет?..