Добрым словом и револьвером

В одном переходе от Остравы разведрота моего друга Ерёмы Засечного ушла вперед на полсотни километров. Особой необходимости в этом не было — ведь примерно на эту дистанцию работали наши планеры. Но Хозяин велел Ереме лично «пощупать за волосатые сиськи» гарнизон Остравы. Ведь воздушное наблюдение не могло точно определить количество солдат противника в городской застройке.

И как в воду глядел, провидец наш великий: в городе сосредоточилось аж три дивизии. При этом агентурная разведка предсказывала всего пару полков. Как-либо миновать город нашим бронепоездам было невозможно, поэтому пришлось обкладывать Остраву по всем правилам осадного искусства, разворачивать артиллерию и пехоту, ставить временный лагерь.

Нельзя сказать, что Хозяин сильно расстроился нашей внезапной остановке. Как он сказал: во-первых, лучше бить врага в одном месте, а не ловить потом по всей стране; во-вторых, боевой технике после трехдневного марша необходим профилактический осмотр и легкий ремонт; а в-третьих, требовалось получить от центрального командования свежую информацию о действиях наших войск на других операционных направлениях и разведданные о противнике. Связь с командованием осуществлялась по радио — Герц и Попов довели свое изобретение до размеров, когда оный агрегат смог поместиться в закрытом кузове «Захара». Однако сеансы связи, из-за необходимости установки высоченной антенны, приходилось устраивать только на длительных стоянках.

Засечный удачно провел разведку боем, взял три десятка пленных, в том числе даже майора, начальника штаба одной из противостоящих нам дивизий. И тот, после коротких моральных терзаний, сопровождающихся выразительной пантомимой Ерёмы (мой дружок такие зверские рожи корчил, что мы с Хозяином едва сдерживали смех — а австриец по-настоящему испугался!), выложил всё, что знал и о чём догадывался. По словам пленного выходило, что чуть дальше, на восток от Брно, нас будет ждать линия обороны (которую сейчас спешно готовят) с пятью полнокровными дивизиями и почти двумя сотнями пушек. А с юго-востока подходили еще три дивизии, причем одна из них — венгерской кавалерии. Эти дивизии были объединены в корпус под командованием генерала Виктора Данкля.

Офицеры, не участвовавшие досель в боевых действиях (пришедшие в полк после окончания Турецкой войны) от этих новостей заметно напряглись. А ветераны гвардейского бронекавалерийского, успевшие и с англичанами и с турками повоевать — только усы разглаживали и хитренько друг с другом перемигивались. Перефразируя классика русской литературы: они не сомневались, что сумеют своими штыками порвать любые «чужие» мундиры!

А вот наш командир Александр Михалыч Рукавишников, прогнав из палатки пленного и большинство своих (оставил только комбатов и одного ротного — Ерёму), призадумался.

— С одной стороны, это, конечно, хорошо, что супостат сам в одно место собирается. Там нам его бить будет удобно — на нашей стороне артиллерия крупных калибров, а у них эти двести орудий — полевые гладкоствольные пушки с мизерной дистанцией стрельбы! — сказал минут через пять Хозяин. — Но, мать его, пять дивизий!!! И здесь три!!! Всех мы не поубиваем, большинство руки вверх задерет! И что нам с такой толпой пленных делать? Охранять до подхода нашей линейной пехоты? Так они по плану только через десять дней до Брно должны дойти!

— Так обойти их! — предложил начштаба полка подполковник Брусилов. — Что там за длина у этой оборонительной линии? Тридцать-сорок километров? Ну, без дорог, ну, медленно… Потратим лишних два дня, но ведь потом выйдем на оперативный простор! А там до Вены всего километров сто!

— Не так всё просто, Алексей Алексеевич! Вы на карту посмотрите! — веско говорит командир дивизиона бронепоездов полковник Никитин. — Австрийцы ведь не совсем идиоты — предполагаемая оборонительная левым флангом упирается в предгорья Судет, а правым — в реку Мораву. Для обхода — сложная местность! К тому же вы лишитесь поддержки моего дивизиона. А это, напомню, двенадцать орудий калибра сто пятьдесят два миллиметра, бьющих на десять километров!

— А что скажет самый младший по званию на нашем совете? — сказал Александр Михайлович и выразительно посмотрел на командира разведроты.

Поручик Засечный глубоко вздохнул, машинально огладил усы (мне кажется, что Ерёма до сих пор не привык к тому, что давным-давно является офицером Русской армии и теряется в присутствии больших чинов) и рассудительно сказал:

— Наш полк, кроме темпа продвижения, ничего не теряет. Мы тут можем хоть до зимы в оборону встать — снабжаться будем по железной дороге, которую австриякам ни за что не перерезать — бронепоезда не дадут. Но, мне кажется… — тут Засечный на мгновение умолк и снова погладил усы. — Мне кажется, что мы забыли о нашем втором эшелоне! Там всего три полка — два на зачистке и один резервный. А ведь эти три австрийских дивизии, которые идут с юго-востока, вполне могут по ним ударить! А у линейной пехоты боевого опыта нет, я узнавал… Ни офицеры, ни солдаты в обеих войнах не участвовали…