– То есть – они все вместе наступают прямо на Вену вдоль железной дороги? – уточнил Олегыч. – Вполне может выгореть, вполне, товарищ генерал!
– Пока ещё полковник! – скромно ответил я, усмехнувшись так, чтобы это видел только император.
– Ну, это поправимо!
Эге, вот достаточно было один раз перед всем честным народом выступить с критической речью, как карьера галопом в гору пошла!
– Альбертыч, не хочешь возглавить Генштаб? – тихонько, чтобы не услышал вертящийся рядом Куропаткин, спросил император.
– Нет, Олежек, рановато мне! Авторитет пока небольшой, не примут меня твои вояки, начнут приказы саботировать. Да и в разведке дел хватает!
– Ладно, позже поговорим, наедине! – Император кивнул и вернулся на своё место.
– Алексей Николаевич! – привлек он внимание начштаба, продолжавшего, для чего-то пялиться на карту.
– Да, Ваше Императорское Величество! – строго по уставу, хотя вполне мог обойтись обращением «государь», ответил Куропаткин. Видимо, чувствовал свою вину за неудачное выступление.
– Алексей Николаевич, переделайте ваш план с учётом замечаний генерала Целебровского!
После этих слов императора по залу снова прокатился сдержанный гул – штабные мычали с закрытыми ртами «Ну, ни хуя себе!»
– Да, господа, вы не ослышались! С этого момента Виталий Платонович Целебровский – генерал-майор, а его управление подчиняется напрямую мне, минуя Главный штаб.
Глава 4. Интерлюдия. Где-то в Зимнем дворце
Утро выдалось ясным и радостным. Она проснулась от того, что Ники – её и только её Ники! – осторожно положил на её подушку свежесрезанную орхидею. Наверное, он очень старался не разбудить её, но…
Императрица Татьяна, урожденная Гогенцоллерн, для домашних – Моретта, подарила мужу улыбку и потянулась обнять его, но Ники каким-то легким, танцующим движением увернулся от её рук:
– Малышка, я грязный, потный и противный, – сообщил он весело. – Вот сейчас ополоснусь и тогда я весь твой.
– Весь-весь? – Она состроила лукавую гримаску, но муж уже скрылся за дверью, откуда донёсся шум текущей воды и его шипение: вода была холодной. Моретте оставалось только вздохнуть: весь-весь её он не станет никогда. И дело не в его «русской гимнастике», которой он упрямо занимается каждое утро, а в том, кто её муж. Повелитель огромной империи, раскинувшейся на два континента, омываемой водами трёх океанов, он вечно занят. Раньше она обижалась: ей даже казалось что, Ники к ней охладел. Но потом поняла: он не может иначе. Он любит её, любит сильно и страстно, но ещё сильнее он любит свою Родину, свою Империю и эту любовь ничто не сможет одолеть. И, поняв это, Моретта смирилась, согласившись довольствоваться той любовью, что ещё оставалась у него от любви к России…
Она вылезла из-под лёгкого одеяла, накинула шёлковый халат и уселась к зеркалу. Причёску сейчас делать не требуется: на сегодня не назначено ни приёмов, ни официальных выходов, хотя муж и его ближние упорно считают 8 Марта женским праздником. Почему? Бог ведает! Кроме них об этом «празднике» никто никогда не слышал, Моретта несколько раз опрашивала своих фрейлин – как русских, так и немок. А и ладно! Зато столько теплоты и внимания от настоящих мужчин во главе с её единственным и неповторимым супругом.
Но ведь сегодня обязательно приедет «милый друг» Graf Rukavishnikoff, привезет свои «обычные» подарки – нигде и никогда никем не виданные технические новинки. Так что всё-таки надо нанести лёгкий макияж и немного причесаться. Хорошо, что она уже давно догадалась схитрить: сделала себе короткую стрижку. Всё равно под головным убором незаметно, а так намного удобнее.
Моретта ещё водила щёткой по волосам, когда сзади её обнял Ники:
– Ну, как мы себя чувствуем? – Узкая сильная ладонь легла ей на живот. – Как там наследник или наследница?
Она слегка покраснела – не столько от смущения, сколько от удовольствия. Скоро, совсем скоро она станет матерью наследника или… In dem Arsch![44] Никакого «или»! Будет наследник! Которого они назовут Александром в честь мученически погибшего свёкра! И он будет расти таким же сильным и мудрым, как её Ники… Даже умнее и сильнее, потому что он тогда станет править сам, а они с Ники уедут на отдых в Крым, в этот алмаз России, в такую красивую Ливадию.
Размечтавшись о крымских красотах, она даже не заметила, как Ники укрепил в её волосах орхидею, как подхватил под руку, и опомнилась только когда за столом, её дружно поприветствовали телохранители:
– Доброго утра, матушка-императрица! Как почивалось?
Она благосклонно кивнула стоящим возле стола ближним людям мужа. Шелихов подвинул стул, а Таканобу Хасуда, в крещении – Матвей, коротко поклонившись, подал ей салфетку. После чего все дружно уселись за стол, и Моретта с японцем прочли молитву. Она привычно подумала, что получается странно: самыми религиозными в окружении Ники оказались она и японцы, а природные «русаки» разве что бегло перекрестят лоб своим православным, зеркальным крестом – и всё. Подумала и тут же забыла, потому что Ники отодвинул от нее кофейник.