Добрым словом и револьвером

Новая война – это многосоткилометровые марши большой массы войск на протяжённой линии фронта, взаимодействие и слаженная работа самых разнородных подразделений. Кардинально возросший расход боеприпасов и прочих компонентов снабжения ставит во главу угла такую науку, как логистика.

А смелость? Смелость нужна, но не для того, чтобы переть в полный рост на пули и шрапнель. Нет, смелость генералам сейчас нужна в виде стальных яиц для принятия быстрых, своевременных и адекватных решений для управления своей дивизией (корпуса, армии) в условиях «тумана войны» и отсутствия связи с командованием. А как показывает практика, не каждый смелый солдат, способный идти в атаку, не кланяясь пулям, готов принимать решения за других и рисковать чужими жизнями.

Мы с внучком скромно сели в самом конце стола, рядом с нами Пётр Миронович Волкобой, Яков Кайхосрович Алхазов, Сергей Михайлович Духовский, Павел Павлович Ренненкампф – такие же царские выдвиженцы-выскочки, как и мы.

Как только «сливки военного сословия Российской империи» заняли свои места, государь император решительно поднялся и громко, на одном дыхании сделал заявление о создании нового разведывательного подразделения и назначении его руководителя.

«Что тут началось!» – сказал бы я в другом месте и времени. В реальности ничего особенного не произошло – генералы отлично знали буйный нрав своего государя и помнили, чем закончил Ванновский[37] – местом у щербатой расстрельной стенки. Вся реакция на новый кульбит внутриполитического спектакля вылилась в прокатившийся по кабинету лёгкий гул голосов (кажется, что два десятка человек тихонько, практически не разжимая губ, сказали «Ну ни хуя себе!») плюс к тому на меня бросили несколько удивлённых взглядов.

Немного сбитый с толку (что было заметно по длинным паузам в заранее выученной речи) Куропаткин начал доклад по плану войны с Австро-Венгерской империей. Постепенно Алексей Николаевич восстановил душевное равновесие, его речь стала плавной, жестикуляция осмысленной. Стоя у огромной крупномасштабной карты будущего театра военных действий, начальник штаба четко и уверенно излагал по пунктам разработанный его ведомством план. Действительно красивый и предельно грамотно разработанный план – просто чудо современной военной мысли. Современной для текущего 1892 года, ага…

Буквально заворожённые блестящим выступлением Куропаткина[38] присутствующие благоговейно внимали – в кабинете стояла противоестественная тишина. Слышно было даже поскрипывание сапог прохаживающегося около карты начштаба и ширканье кончика указки, с помощью которой Алексей Николаевич иллюстрировал свои тезисы.

В какой-то момент Драгомиров, сообразив, что вся слава от разработки плана уходит к коллеге, вскочил со стула и, как пишут в протоколах заседаний, «добавил с места». Добавил какую-то явную чушь, практически не относящуюся к собственно плану. Что-то вроде: «русские войска смело и яростно ворвутся в Галицию, и всех там покарают…»

Куропаткин, сбитый с настроя, замолчал, пытаясь, судя по шевелению бровями, поймать ускользнувшую нить доклада. Воспользовавшись заминкой коллеги. Драгомиров вышел к карте и понёс откровенный бред – без всякой привязки к реальности пафосно вещая о скорой и безоговорочной победе русского оружия. В таком стиле несли пургу политруки во времена моей офицерской юности. Я не выдержал и громко фыркнул, с трудом подавив смех, вызванный невольным воспоминанием.

На мгновение в кабинете наступила тишина – генералы пялились на меня, словно вместо давно знакомого им полковника увидели гигантскую жабу с оленьими рогами.

– Вы хотели что-то сказать, Виталий Платонович? – с едва заметной улыбкой спросил император. Тоже, видимо, впечатлённый внезапным экспромтом военного министра.

– Вы думаете, государь, что мне стоит поучаствовать в этом театре одного актёра? – делано удивился я.

– Что вы себе позволяете?! – немедленно взвился Драгомиров.

– Ровно то, что может себе позволить разведчик! – холодно парировал я. – Вот скажите мне, Михаил Иванович, взяли вы с боями Галицию. И что дальше?

– Как что? – удивился он, совершенно не ожидавший этого вопроса, оглянувшись на Куропаткина.

– Куда вы будете наступать дальше? Прямо на Карпаты, в которых нет дорог? Полагаете, что в славной армии нашего государя служат горные козлы?

Сидящий рядом полковник Алхазов усмехнулся и тихонько произнёс:

– Ну, допустим, какой-то контингент их там действительно имеется…

– Но не все же! – ответил Ренненкампф, с немецкой старательностью пытаясь удержать на лице серьёзное выражение.

Олегыч, услышав шуточки своих фаворитов, тоже с трудом сдержался от улыбки. Взглянув поочередно на Куропаткина и Драгомирова своим «фирменным» строгим взглядом (внучек называл этот взгляд «комбатским»), император спросил высших военных руководителей страны:

– А если не в Карпаты, то куда?

– Э-э-э… – напрягся Драгомиров, поняв, что дело пахнет чем-то нехорошим.