Добрыня Никитич и Алеша Попович

Он в шляпу нагребат желта песка, как махнул он в змея и убил его, и упал он на воду. Тожно он, доброй молодец, выплыл обратно, тожно он обратился и домой. Приезжает он домой,

80 И наезжает он не воротами,
И скачет его доброй конь через каменну ограду.
Привязывает своего доброго коня
Ко дубову столбу, к золотому кольцу.
И [в]стречает его матушка родимая,
85 Чесна вдова Офимья Олександровна:
— Не [в]сходило-то у мня красно солнышко три годы,
И не [в]сходило-то у меня красно солнышко шесть годов,
И не [в]сходило-то у меня красно солнышко девять лет,
И не [в]сходило-то у меня красно солнышко двенадцать лет,
90 Ныне красно солнышко воссияло у меня.
— Где же, матушка родимая,
Молода жана Настасья Микулишна?
— Молода твоя жана у злата венца
Со твоим-то великим недругом,
95 Со молодым Олешей со Поповичем.
Не сама она своей волей пошла,
Поневолил солнышко Владимир князь
Со своей княгиной королеевной.
— Где же, моя родима матушка,
100 Мои золоты ключи?
Я пойду-то в свою золоту казну,
Я возьму-то свои звончаты гусли,
Я возьму-то свою золоту гривну,
Я пойду-то к Олеше на свадебку,
105 [В]звеселю я Олешину свадебку.
— Не про[й]ти тебе к Олеше на свадебку.

80. [ДОБРЫНЯ ЖЕНИТСЯ, ДОБРЫНЯ И АЛЕША]

Было у солнышка Владимира пир на весь мир, на многих князев, на бояр, на сильных могучих богатырев. Все на пиру напивалися и все на пиру наедалися, все веселы сидят. Один Добрыня Микитьевич невесел сидит, нерадошен. Спрашивает солнышко Владимир стольно-киевский: «Почему ты невеселой? Али место тебе не по вотчине, али чара тебе не рядо́м дошла, али пьяница тебя обесчестила?» — «Нет, солнышко Владимир стольнокиевский, чара рядо́м дошла, пьяница не обесчестила, а хорошо бы мне, — говорит, — женитися». — «А, — спрашивает, — де у тя невеста?» — «А у меня невеста Настасья Микулична».

Веселы́м пирком да за свадебку.

Ну женилсы. Прожил с жоной три месяца. Уезжаё в цисто поле, жоны и наказывает: «Проживешь три года, можешь идти взамуж, как меня не будет из чиста́ поля́. Только не ходи за Олешу вора Поповича. Олеша мне крестовый брат».

Прожила она шесть годов. Опять был тоже у солнышка Владимира стольно-киевского пир на весь мир. И просит Олеша Попович обженице: «Дозволь, солнышко Владимир столен-киевский, мне женице да повенчаце». — «А где у тя невеста?» — «Настасья Микулична».

Настасье Микуличне ены сватаце пришли. Ена сказала, что: «я шесть прожила за себя, а другие шесть — за́ мужа, за Добрыню Микитьевича. Когда не приеде, тогда взамуж пойду, взамуж пойду через двенадцать годов».

А Олеша съиздил в поездку и рассказывает: «Ехал чисты́м полём и видел Добрынину головушку — Добрынина голова под ку́стом лёжит, вороном выклевана».

Ну вот стали опять сватаце через двенадцать годов. Не своей волей, принудил ей солнышко Владимир столен-киевский, что она да насилу пошла.

А на ту пору — свадьба ихна проходит — а на ту пору и время приезжает Добрыня из чиста́ поля́. Не спрашивает у города огородников, у дверей придвирников, скакал через цереды кирпичные на широкий двор к матери. Говорит: «Скажите моей матушке, чесной вдове Омельфы Тимофеевны, пусть-ко стритит своего сынка бажоного!»

Выходила на крылецько переное, говорила словецько ознобное: «Что ты надо мной насмехаешься, Добрынюшкой называешься? У меня Добрыня не экой был, у Добрыни шуба соболиная, на головушке шапка черномурманьска, на ножках сапожки козловые, золоты кудри из кольца в кольцо, на каждой волосинке по дорогой жемчужинке!» — «Ой ты, желанная моя матушка! А у Добрыни-то шуба овчинная, а на ножках ла́потцы липовые, шапка тожо овчинная».

Снимае он с головы шапку — она его узнала по кудрям. Скакала с крылецька переного прямо Добрынюшке на белу грудь, дак убиласи о цереды кирпицьные.

Она ему и рассказывает: «У нас, матери, по-старому: старые те́рема посыпались, а новые терема пошатились. А твоя молода жена взамуж пошла не своей волей, принудил солнышко Владимир столен-киевский».

Заходит он в свои в палаты белокаменны, умылся, переоделся, надел платьице цветное. «Пойду, — говорит, — к Олеше на поцестен пир».