Добыча

– Ну что ты там копаешься? А если тревога? Если враг нападёт ночью? А ну-ка давай-ка на время. Снимай штаны, и сапоги, и хэбэ. Заодно проверим, как у тебя портянки намотаны. Не суетись. Зачем кальсоны снимаешь? Что ты мне тут, понимаешь, стриптиз разводишь? Сложи, сложи одежду, как тебя учили. Хэбэ застегни на все пуговицы, пилотку сверху, ремень. Портянки на голенищах расправь. Плохо, плохо, курсант, слабо, медленно, ничего ты не умеешь. Ладно. Приготовился? Давай, пошёл. Долго, долго, долго, курсант. Ладно, ну тебя, от тебя одно расстройство, тебя только могила исправит. Иди на *** и чтоб я тебя больше не видел. Расстроил ты меня, вот теперь ночь спать не буду, переживать из-за тебя, дурака. Иди. Эй, товарищ курсант!

– Я.

– Курсант… Курсант такой-то!

– Курсант Мариничев.

– Ко мне.

И подполковник Яченков продолжает свою трудную, но такую нужную Отчизне работу.

Каждый вечер по зову сердца, воинского долга и партийной совести он выходит на большую лагерную дорогу производить воспитательный процесс.

1987

Рождённые ползать

Их было двое: девица в варёном костюме⁸ и маленький толстяк с объёмистым дипломатом. Толстяк с поднятой рукой шагнул прямо под машину, и мне пришлось резко тормозить.

– Шеф, в Ясенево доставишь?

– Нет, не доставлю. – Я с детства любил говорить «нет» – всем и всему.

– Почему?

– Потому что.

Я дал по газам, но тут же вынужден был опять тормозить: толстяк вцепился в полуопущенное стекло моего «Жигуля» и что-то там верещал неразборчивое. Другой на моём месте вылез бы из машины и дал бы уроду в хлебало, но я, воспитанный в лучших советских культурных традициях, осведомился лишь, как ни в чём не бывало:

– Чего тебе ещё?

– Понимаешь, шеф, ну очень надо, – забормотал он, всунув светлую курчавую голову в машину и щедро выпуская в меня коньячные пары. – Чирик устроит?

Я покосился на девицу – она отрешённо стояла в сторонке, маленькая и аккуратная. Аккуратный тёмный хвостик, аккуратный маленький носик с горбинкой, умело оттенённые карие глазки. Не то чтобы красотка – видали мы и красивше, да и не только видали, – но успех у мужиков наверняка имела. А чирик бы мне тогда не помешал. Да и сейчас не помешает.

– Ладно, садись, – сказал я, на часок откладывая радостный миг свидания с тёщей, которую ехал забрать из больницы. – Под колёса больше не прыгай.

Он даже не поблагодарил меня за ценный совет, который, возможно, не раз ещё спасёт ему жизнь:

– Извини, шеф, просто у нас мало времени.

Действительно, им надо было успеть до прихода домочадцев позаниматься любимым делом – блудануть, а потом ещё, возможно, и вернуться на работу – но это уже без меня.

Толстяк подчёркнуто вежливо, даже шаркнув ножкой, открыл заднюю дверцу. Девица молча скользнула мимо него и забилась в уголок. Толстяк плюхнулся в другой угол настолько далеко от неё, насколько это было возможно в моём лимузине.

Пока я петлял по центру, они молчали, глядя каждый в своё окошко. Первым не выдержал толстяк, он сообщил:

– Я очень рад за тебя.

– Это заметно по твоему тону, – отозвалась девица.

– Ты получила очень достойного мужа.

– Я его заслужила, – не без вызова произнесла девица и зашуршала сумочкой.

Я тут же представил, как она округляет свои аккуратные губки, ловит их в зеркальце и, подпирая изнутри язычком, двумя-тремя гениальными помадными мазками доводит до совершенства.

– Да, конечно, ты его заработала.

– Не язви. Это не украшает мужчину. Даже такого мужчину как ты.

– Ты хочешь дальше ехать одна?

– Ты куда-то вдруг заторопился? А, хочешь склеить вон ту тётушку? Ей уже лет шестьдесят – у тебя должно получиться.

– Ты неисправима. Даже замужество тебя не изменило. И я ещё трачу на тебя столько драгоценных сил…

– Так вылезай, не трать. Я разве держу тебя?

– Ладно. Я уж довезу тебя в последний раз. До вашего дома.

Первый раунд остался за ней.

Они опять замолчали, и опять первым ринулся в бой толстяк, одна мысль не давала ему покоя:

– Ты, конечно, вышла за него по любви.

Это был полувопрос, но ответа мы с ним не дождались, и толстяк решил развить наступление.

– Ну возрази мне, что ли. Не хочешь? Ты ведь так страдала без него! Ты грызла по ночам свою одинокую подушку! Ты обливала её слезами отчаянья от невозможности быть вместе со своим избранником! Ты извивалась от желания, как кобра на сковородке, и дрожала от ревности, как последний лист на ветру! Ты замирала от одного звука его голоса и теряла остатки своего разума, когда он был рядом – ведь так всё это было? И то же самое он, он тоже грыз, страдал, терял, замирал, и вот вы, наконец, соединились, слились, так сказать, в одно торжествующее целое… Так было? Угадал?

«Да он поэт! – почти что с восхищением подумал я. – Да он по праву сможет войти в первый десяток миллионов лучших поэтических дарований этой страны не признанных, но пуганных гениев!»

Однако девица моего восхищения не разделила – увы, не всем дано быть эстетами.

– Пожалуйста, не порть мне настроение. Ещё не хватало, чтоб именно ты мне его портил, – только и сказала она.