Старший прапорщик – суровый, закалённый воин, но и он готов разрыдаться. Да, подполковник Яченков – отец, отец родной для курсантов! Вид его ужасен, он прекрасен – так было сказано когда-то в примерно аналогичной ситуации.
– Какие занятия были сегодня? – сурово спрашивает старший прапорщик.
– Занимались тасканием брёвен, товарищ старший прапорщик, – отвечает курсант Фрумкин с едва скрываемой иронией. – Заготавливали и таскали с диаметром комля 300-400 миллиметров.
– Это полковник Муранов себе новый дом строит? – безразлично спрашивает подполковник Яченков.
– Нет, товарищ подполковник, наш взвод для подполковника Немченко таскал, – курсант Фрумкин рад перевести разговор на другие темы и просто счастлив от представившейся возможности поделиться с товарищем подполковником хоть какой-то неведомой тому информацией, быть товарищу подполковнику хоть в чём-то полезным.
– Немченко, Немченко, нет, чтоб подполковнику Яченкову принести. Ладно, шучу. Практику, значит, проходите строительную?
– Так точно, товарищ подполковник, – молодцевато рапортует курсант Фрумкин. – Фортификация – строительство укреплённых сооружений.
– Хорошо, – в неподдельной радости разводит руками подполковник. – Ну-у хорошо. Смотри, прапорщик, чему-то он всё-таки научился. Фортификацию уже определяет. А пуговицу пришить не может. Не научили. Не научила мамка, не научила бабка, не научила школа, не научил институт, придётся нам с вами учить, прапорщик. Объявляю вам, товарищ курсант, трое суток ареста. Все уедут к мамкам да к бабкам, а вы будете учиться пуговицы на хэбэ пришивать – это, конечно, в личное время, помимо того, что будете лагерь сворачивать и гальюны вычищать. А? не слышу.
– Есть, товарищ подполковник.
Как передать словами отчаянье курсанта Фрумкина, переживающего крушение всех своих надежд на скорое возвращение домой?!
Маленький храбрый курсант Фрумкин! Ты героически бился за свою честь и свободу, но обстоятельства и рок в лице подполковника Яченкова оказались сильнее, и ты начинаешь осознавать, что все фортификационные сооружения, которые ты возводил вокруг себя в течение двадцати двух лет, все твои доты, дзоты и контрэскарпы7 рушатся от одного звука подполковничьего голоса.
– Так-то, товарищ курсант, – мягко и где-то даже сочувственно произносит подполковник Яченков. – Надо было раньше, гораздо раньше учиться пуговицы пришивать, сюда надо было прийти уже готовым к службе воином, чтобы впитывать только воинские знания. Ладно, двое суток тебе снимаю – за то, что зубы чистишь два раза. Но, бог мой, хэбэ, что за хэбэ, курсант, как будто вас в нём в дерьме валяли. Где же вас валяли, товарищ курсант, как же вы, советский курсант, так позволили себя вывалять?
– Это всё брёвна, товарищ подполковник, и грязь. Я ведь ещё не успел почиститься.
– Брёвна, грязь… Надо было первым делом почиститься, привести себя в опрятный вид, знаешь ведь, что увидит подполковник Яченков такое безобразие, и неприятно ему станет, больно, как ножом по сердцу. Курсант должен иметь опрятный вид! Это самое главное для курсанта. Если курсант нарушает форму одежды, значит, он нарушит и Устав, и присягу, и воинский долг, и всё остальное. Кальсоны носишь армейские? Или трусы домашние в цветочек? Ну-ка, спускай штаны, проверим.
– Я кальсоны ношу, товарищ подполковник, – жалобным дрожащим голосом произносит курсант Фрумкин, ему очень не хочется снимать штаны.
– Снимай, снимай, что ты как девица тяжёлого поведения, – голос подполковника Яченкова оживляется, он предчувствует славное развлечение. – Вот сейчас мы и посмотрим со старшим прапорщиком, как ты соблюдаешь форму одежды. Глядите, товарищ прапорщик, действительно, кальсоны. Ай да курсант! Молодец! А под кальсонами что?
– Наверное, то же, что и у вас, товарищ подполковник.
Курсанту Фрумкину приятно сознавать, что под кальсонами у него то же, что и у подполковника Яченкова. Но если потребуется показать ЭТО, то он готов, он будет горд и счастлив, что подполковник Яченков, а также старший прапорщик увидят его ЭТО. В общем-то, ему есть что им показать.
– Ага, понятно, – слегка улыбается подполковник Яченков. – Ну что ж, молодец, одевайся.
Вот-вот товарищ подполковник должен крепко пожать своей мозолистой трудовой клешнёй мужественную клешню курсанта Фрумкина, до хруста обнять его, чмокнуть в веснушчатую щёку и воскликнуть, гордо и нежно глядя ему в глаза: «Молодец, курсант Фрумкин! Я пошёл бы с тобой в разведку!»