Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть

В середине 1970-х гг. стало ясно, что Иран не в состоянии переварить огромный приток нефтяных доходов. Нефтедоллары бездумно растрачивались на экстравагантные программы модернизации, пропадали в результате ненужных расходов и коррупции, порождая экономический хаос и политическую нестабильность. Сельское население устремилось в перенаселенные города, производство сельскохозяйственной продукции сокращалось, а импорт продовольствия возрастал. В стране господствовала инфляция, неизбежно порождавшая всеобщее недовольство. В Тегеране средний служащий или чиновник тратил до 70 % своей зарплаты на наем жилья. Инфраструктура Ирана не справлялась с внезапно свалившимся на нее грузом, устаревшая железнодорожная система была парализована, на улицах Тегерана постоянно возникали пробки. Национальная энергосистема, не выдержав напряжения, вышла из строя. В отдельных районах Тегерана и в других городах регулярно отключалось электричество, иногда на 4–5 часов в день, что гибельно сказывалось на работе промышленности и создавало сложности в быту, являясь дополнительным источником возмущения и недовольства.

Беспорядочно проводимая шахским режимом модернизация истощила терпение всех слоев общества. В поисках хоть какой-то уверенности они все больше прислушивались к призывам традиционного ислама и поднимавшего голову фундаментализма. Набирал очки аятолла Хомейни, религиозные устои и несгибаемая стойкость которого делали его знаменем оппозиции шаху и его режиму и вообще всему образу жизни Ирана середины 1970-х гг. Родившийся примерно в 1900 г. в небольшом городке в 180 милях от Тегерана, Хомейни был выходцем из семьи священнослужителей. Его отец умер через несколько месяцев после его рождения – как говорили некоторые, был убит каким-то чиновником во время паломничества. Мать он потерял, будучи подростком. Смыслом его жизни стала религия, и в 1930-е и 1940-е гг. он был уже известным лектором по философии ислама и юриспруденции, пропагандируя концепцию исламской республики под твердым контролем духовенства.

Режим Пехлеви он уже многие годы считал коррумпированным и незаконным. Но активную политическую деятельность начал вести, когда ему было около 60 лет, с оппозиции к «белой революции», так шах с гордостью называл свою программу реформ. В 1962 г. Хомейни резко выступил против предложения допускать в места общих собраний не только мужчин-мусульман, но и женщин. Когда же в ходе «белой революции» правительство начало перераспределение огромных земельных владений, в том числе и шиитского духовенства, Хомейни выступил в качестве одного из наиболее непримиримых противников. Он несколько раз подвергался арестам и наконец оказался в эмиграции в Ираке. Его ненависть к шаху можно было сравнить только с ненавистью к Соединенным Штатам, которые он считал главной опорой режима Пехлеви. Его страстные обличительные речи из ссылки были окрашены риторикой крови и мести, им, по-видимому, двигал гнев невиданной силы, и вскоре он стал тем центром, вокруг которого объединялось растущее недовольство. Слова других проповедников с более умеренными взглядами заглушались резким и бескомпромиссным голосом изгнанника.

Возникла и другая плоскость оппозиции. С выдвижением Картера на пост президента от демократической партии и затем его победой на выборах в 1976 г. одним из главных направлений американской внешней политики стали права человека. А положение с правами человека у шаха в стране было неважным. Оно было характерным для большинства государств третьего мира и несколько лучше, чем в других странах этого региона. Один из членов Международной комиссии юристов – главный критик шаха, изучавший положение с правами человека в Иране в 1976 г., – отмечал, что шах был «в самом низу списка тиранов. Он даже не попадал в список главных из них». Тем не менее САВАК, иранская тайная полиция, продолжала свирепствовать. Она действовала исключительно жестоко, быстро и прибегала к страшным пыткам; она отличалась произволом, глупостью и проникала во все поры общественной и частной жизни. Это не вписывалось в образ Великой цивилизации – амбициозной программы, которая должна была превратить Иран в мировую державу и ввести его в первую пятерку промышленно развитых стран. А тем временем шах продолжал поучать индустриальный мир и обличать его типичные язвы. Так, нарушения прав человека в Иране становились более заметными и гораздо более известными, чем их несоблюдение в других развивающихся странах, что еще больше усиливало враждебное отношение к шаху и его режиму как в самом Иране, так и за его пределами. Сам шах ощущал огромное давление в вопросе прав человека со стороны Соединенных Штатов, но, как это ни парадоксально, даже с ростом критики он был полон решимости продолжать курс политической либерализации[549].

«Сороковины»