Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть

И тем не менее различные признаки, некоторые особенно неприятные и зловещие, говорили о ярости и неистовстве сил оппозиции, которые поднимаются против шаха. В августе 1978 г. в течение двух недель фундаменталисты, выступавшие против показа «греховных» картин, подожгли пять кинотеатров. В середине августа в Абадане, где расположен гигантский нефтеперерабатывающий комплекс, при поджоге кинотеатра сгорели заживо все находившиеся в переполненном зале 500 человек. Хотя преступники и не были установлены, считалось, что это дело рук фундаменталистов. В начале сентября кровавые события разыгрались и в ходе демонстраций в самом Тегеране, что явилось поворотным пунктом в развитии событий. С этого момента правительство шаха начало терять силу. Шах все же продолжал осуществлять свою программу либерализации. В ней говорилось и о свободных выборах в июне 1979 г.

Тем, кто имел непосредственно доступ к монарху, казалось, что с ним что-то неладно. Он выглядел несколько отстраненным. Уже много лет ходили слухи о его нездоровье. Не рак ли у него? Или какая-то неизлечимая венерическая болезнь? 16 сентября британский посол снова посетил шаха. «Меня поразила перемена в его внешности и в манере держаться, – сказал он. – Он как-то сморщился, лицо его стало желтым, движения – замедленными. Он выжат и морально, и физически». Дело заключалось в том, что у шаха действительно был рак, точнее, вид лейкемии, которую французские врачи диагностировали еще в 1974 г. Но в течение нескольких лет серьезность этого заболевания скрывалась и от шаха, и от его супруги. Во всяком случае сам он настаивал на соблюдении строжайшей секретности в лечении. Впоследствии в Вашингтоне подозревали, что кому-то во французском правительстве, так или иначе, было известно о болезни шаха. Британское и, безусловно, американское правительство ничего об этом не знало. Если бы их проинформировали об этом факте и характере заболевания, расчеты по многим параметрам были бы совершенно иными. Со временем болезнь шаха все больше давала о себе знать, он стал бояться возможного исхода, чем отчасти объясняется нерешительность, отстраненность, даже постоянное чувство беспокойства и фатализм, который, по-видимому, его охватывал[550].

«Как снег под дождем»

Политическая ситуация в стране ухудшалась, но шах по-прежнему проявлял нерешительность. Он опасался начать тотальную войну против растущего числа бунтовщиков: за всеми его действиями слишком пристально наблюдало «мировое сообщество». К тому же это был его народ. Но он не хотел признавать себя побежденным. Более того, его сбивали с толку противоречивые советы, исходившие от правительства США. Снова и снова он высказывал подозрения, что американское ЦРУ, британская разведка и BBC, открытый канал для его противников, готовят против него заговор, хотя и по не вполне ясным причинам.

Проходили недели, и все бо́льшую часть страны охватывали забастовки, в том числе и технического персонала в нефтяной промышленности. В начале октября 1978 г. по настоянию Ирана аятолла Хомейни был выслан из Ирака: баасистский режим Багдада опасался своего шиитского населения. Получив отказ Кувейта принять его, Хомейни отправился во Францию и вместе со свитой обосновался в пригороде Парижа. Иранское правительство, возможно, и полагало, что, как говорят, с глаз долой – из сердца вон, но оно ошибалось. Франция обеспечила Хомейни доступ к прямой телефонной связи, которую шах ранее установил в Тегеране, что намного облегчило общение Хомейни со своими сторонниками. Старый разгневанный священнослужитель, так мало знавший западный мир и относившийся к нему с таким презрением, тем не менее оказался большим мастером пропаганды в средствах массовой информации, представители которых располагались лагерем у его порога.

А шах продолжал проводить программу либерализации. Провозглашались академические свободы, свобода прессы, свобода собраний – но все эти права западного образца мало интересовали население, которое поднималось на борьбу против монарха, против его династии и против всего процесса модернизации. В конце октября шаху оставалось только сказать «с каждым днем мы таем, как снег под дождем». Забастовки парализовали экономику и деморализовали правительство, студенты вышли из-под контроля, демонстрации и беспорядки нельзя было остановить.