Пока события шли к развязке, Соединенные Штаты, самый главный союзник Ирана, продолжали находиться в состоянии замешательства и разброда. В течение почти всего 1978 г. государственные политики администрации Картера занимались другими глобальными и требовавшими неотложного внимания вопросами: подписанием Кэмп-Дэвидских рамочных соглашений между Египтом и Израилем, переговорами по сокращению стратегических вооружений с Советским Союзом, нормализацией отношений с Китаем. Американская политика основывалась на предпосылке, что Иран является надежным союзником и останется главной опорой в регионе. Из уважения к шаху и опасений вызвать его гнев американские политики продолжали дистанцироваться от противников шахского режима, а это означало, что у них отсутствовали каналы информации о положении в рядах растущей оппозиции. В Вашингтон не поступало даже сообщений о содержании речей аятоллы Хомейни, которые распространялись в Иране на ставших уже знаменитыми магнитофонных кассетах. Кое-кто в Вашингтоне был убежден, что волнения в Иране являются результатом тайного заговора, за которым стоит Советский Союз. И, как и всегда, возникал один и тот же вопрос: что может правительство Соединенных Штатов предпринять при любом варианте развития событий? Лишь очень немногие вашингтонские политики считали, что иранские военные смогут противостоять напору всеобщих забастовок и переходу религиозных солдат на сторону бастующих. Действительно, последние несколько месяцев 1978 г. в Вашингтоне ожесточилась борьба мнений относительно направления политического курса применительно к Ирану. Как помочь шаху, как обеспечить сохранность дружественного режима? Как оказать поддержку шаху, чтобы в случае его падения не вступить в антагонизм с его преемником? Как при необходимости отмежеваться, не навредив положению шаха, если он удержит политическую власть? Нерешительность и колебания в Вашингтоне приводили к противоречивым советам Ирану: шах должен быть жестким, шах должен отречься, надо использовать для подавления забастовок армию, следует соблюдать права, осуществить военный переворот, военные должны оставаться в стороне, должно быть введено регентство. «От Соединенных Штатов не поступило ни одной четкой и последовательной рекомендации, – вспоминал один из ведущих политиков. – Чем бросаться из одной крайности в другую и не принимать никакого последовательного решения, мы достигли бы лучших результатов, если бы сделали выбор, подбросив монетку». Разнобой рекомендаций со стороны Соединенных Штатов, безусловно, дезориентировал шаха и его правительство, мешал их расчетам и серьезно подрывал решительность. К тому же никто в Вашингтоне не знал, насколько болен шах.
Поспешные попытки выработать какую-то новую американскую позицию осложнял и тот факт, что средства массовой информации в Соединенных Штатах и в других странах проявляли крайнюю враждебность к шаху. А это в результате давало хорошо знакомую схему – критику с моральных позиций политики Соединенных Штатов плюс проецирование на нее романтического и нереалистичного представления о Хомейни и его целях. Один известный профессор писал в
Непоследовательность была настолько велика, что один государственный деятель, занимавшийся с 1960-х гг. урегулированием всех ближневосточных кризисов, отметил такой «экстраординарный» факт, что «первое систематическое совещание» на высшем уровне по Ирану созвали только в начале ноября – когда было уже слишком поздно. Американский посол в Тегеране Уильям Салливен направил 9 ноября 1978 г. в Вашингтон доклад под названием «Мысли о немыслимом». Посол выражал сомнение в способности шаха удержаться на троне и предлагал незамедлительно приступить к разработке планов защиты и обеспечения американских интересов в Иране. Но в Вашингтоне, где полным ходом шли бюрократические баталии, не последовало какой-либо серьезной реакции, за исключением того, что президент Картер направил госсекретарю, советнику по вопросам национальной безопасности, министру обороны и директору ЦРУ короткие, написанные от руки записки с вопросом, почему его прежде не информировали о ситуации в Иране. А посол Салливен окончательно убедился в том, что при сложившейся ситуации в Иране у Соединенных Штатов нет «какой-либо определенной политической линии»[551]
.«Потоки крови»