В конце 1977 г. выступления Хомейни стали еще более яростными после того, как при странных обстоятельствах был убит его старший сын. Убийство приписывали тайной полиции САВАК. Затем 7 января 1978 г. появилась уже упомянутая статья в газете. В ней осмеивался Хомейни, ставились под сомнение его религиозность и высказывания, его иранское подданство и выдвигались недвусмысленные обвинения в совершенных им аморальных поступках, в том числе в авторстве рискованных любовных сонетов, написанных им в молодости. Эти журналистские нападки на Хомейни спровоцировали волнения в священном городе шиитов Куме, который оставался его духовным домом. Были вызваны войска, действия которых привели к многочисленным жертвам среди демонстрантов. События в Куме дали толчок новому витку конфронтации между мусульманским руководством и правительством, принявшей очень специфическую форму. Шиитская ветвь ислама предусматривала период траура в 40 дней. Как и предполагалось, в последний день траура по убитым в Куме прошли демонстрации, принесшие еще большее число смертей. За ними снова последовал траурный период и после его окончания опять демонстрации – и снова погибшие. Один из лидеров этих бесконечных протестов позднее назвал его «временем сороковин». Бунты и демонстрации распространились по всей стране, порождая все новые столкновения, большее число убитых и большее число мучеников.
Наступление полиции и армии на критиков режима лишь увеличивало и укрепляло ряды антишахской оппозиции. Отмена субсидий шиитским учреждениям вызвала еще большее возмущение духовенства. Действительно, открытая оппозиция уже становилась частью национальной жизни страны. Тем не менее всю первую половину 1978 г. ее значение не принималось во внимание. Да, сказал шах британскому послу, ситуация серьезная, но он полон решимости несмотря ни на что идти дальше и продолжать либерализацию. Его самые непримиримые и самые сильные враги – это муллы, владеющие умами масс. «Компромисс с ними невозможен, – продолжил шах. – Это открытая конфронтация, и одна из сторон должна проиграть». Из слов шаха становилось ясно, что он никак не представляет себя в качестве проигравшей стороны.
В правительстве США также вряд ли кто-либо предполагал, что режим шаха падет. Для Вашингтона любая альтернатива была неприемлема. В конце концов, могущественный монарх Ирана занимал трон уже 37 лет. Он пользовался расположением всего мира, осуществляя модернизацию страны. Иран был одной из двух крупнейших мировых нефтяных держав, владея богатством, которое превышало все, о чем несколько лет назад было известно. Шах был важнейшим союзником, важнейшим региональным полицейским, «главной опорой». Как он может быть низвергнут?!
Американские разведывательные данные по Ирану были довольно ограничены. С ростом зависимости США от шаха укрепилось нежелание идти на риск и вызывать его гнев, пытаясь установить, что происходит в рядах оппозиции, которую он презирал. В Вашингтоне, как ни странно, было очень мало специалистов по Ирану, способных дать аналитический прогноз ситуации. И вплоть до последнего времени на него и не было большого спроса среди «потребителей» этих данных – как иногда называют членов Совета национальной безопасности. Они, возможно, считали его неважным для оценки стабильности шахского режима или же опасались, что на каком-то уровне выводы окажутся слишком неудобоваримыми. «Просто нельзя было давать разведданные по Ирану» – так комментировал некий разочарованный аналитик из разведки.
На протяжении всего 1978 г. американские разведывательные ведомства пытались собрать воедино все сведения по Ирану и подготовить на их основе доклад, дающий оценку ситуации в стране. Но так и не смогли этого сделать. С одной стороны, ежедневно поступала масса сообщений, с другой огромная трудность заключалась в установлении взаимосвязи и роли всех в корне различных сил оппозиции. В середине августа бюллетень Госдепартамента