Добыча золотого орла. Пророчество орла

— Эта штуковина позволит некоторое время держать их на расстоянии. Ну а ежели станет ясно, что мне не отбиться, будь уверен, я сумею использовать ее так, что им не представится возможности заставить меня говорить.

Понимая, что этот человек почти наверняка так или иначе обречен на смерть, Катон постарался, чтобы его последние слова звучали особенно взвешенно и осторожно.

— Защищайся всеми возможными средствами. Но помни: те, кого пошлют за нами вдогонку, — всего лишь солдаты, выполняющие приказ. То, что произошло с нами, не их вина. Ты меня понял?

Поллий кивнул, печально глядя на меч:

— Вот уж никогда не думал, что мне придется обратить его против себя. Мне всегда казалось, что бросаться на меч — это причуда сенаторов и им подобных.

— Может быть, ты возвысишься в этом мире.

— Не с того места, где я сейчас сижу.

— Тоже верно… Ладно, Поллий, мне пора идти. — Катон крепко пожал солдату руку. — Уверен, я тебя еще увижу. Через несколько дней.

— Нет, командир, если я увижу тебя первым.

Катон рассмеялся, потом встал и, не промолвив больше ни слова, припустил за Фигулом и остальными беглецами, успевшими уже отойти на некоторое расстояние. Он оглянулся, когда место, где они переправлялись через речку, уже почти скрылось из вида за невысоким бугром. Поллий кое-как поднялся по берегу повыше и сейчас сидел, вонзив в землю меч между раздвинутыми ногами. Опершись подбородком о руки, лежавшие на рукояти меча, он смотрел им вслед — в ту сторону, куда они удалились. В этот момент Катон понял, что не было надобности пытаться обмануть ветерана. Поллий готов умереть, он был решительно настроен на то, чтобы это случилось прежде, чем он произнесет хоть слово, способное выдать товарищей. Но даже при этом Катон не мог отказаться от мысли о необходимости дополнительной подстраховки. Даже самого благородного человека, исполненного благих намерений, удается порой застать врасплох. Катон видел, как работают пыточных дел мастера Второго легиона, и прекрасно понимал: нужна исключительная стойкость, чтобы не выдать им сведения, которых они добиваются. А Поллий не больше чем человек, чьи дни близятся к закату.

В течение утра дождь постепенно ослабевал, превратившись наконец в мелкую морось, но небо по-прежнему затягивали унылые серые тучи, отказывая беглецам в возможности погреться на солнышке. Катон с Фигулом вели их вперед, чередуя бег с шагом и уводя все дальше к болотам, сулившим наилучшую возможность укрыться от конных разъездов, которые неминуемо пустятся за ними в погоню. Дождь смыл бóльшую часть глины, в которой они измазались ночью, но кожа была заляпана глубоко въевшейся грязью, и всякий раз, как они, вспотев за время пробежки, переходили на шаг, тело пробирала зябкая дрожь. Фляг не было, и утолить жажду можно было лишь из ручья, близ которого остался Поллий, и по мере выматывающего марш-броска Катон чувствовал, как все больше и больше набухает во рту липкий язык. Но, невзирая на усталость, никто не выбывал из колонны. Отстающих не было, поскольку каждый прекрасно знал: оставшегося позади ждет неминуемая смерть. Именно на это Катон и полагался, зная, что страх смерти способен побудить человека двигаться на пределе физических возможностей, когда уже не помогают ни увещевания, ни угрозы, ни побои.

Центурион пытался понять, сколько времени уже прошло, но без солнца на небосводе он мог лишь приблизительно оценить прошедшие часы, исходя из примерной скорости их движения. По его подсчетам, было около полудня, когда они перевалили через невысокую холмистую гряду и увидели, что меньше чем в миле впереди лежит огромная, раскинувшаяся до самого горизонта низина. В тусклом, пробивающемся сквозь облака свете открывалась унылая, мрачная перспектива нескончаемых камышовых зарослей, узких протоков, луж и разбросанных тут и там островков и холмиков, где над густыми зарослями боярышника и дрока изредка поднимались чахлые деревца.

— Не больно-то уютно, — буркнул Фигул.

Прежде чем Катон смог откликнуться, ему пришлось отдышаться.

— Да уж… но ничего лучше у нас нет. Какое-то время придется довольствоваться этим.

— А что потом, командир?

— Потом? — Катон издал горький смешок. — А это «потом», Фигул, скорее всего, не наступит. Мы будем жить одним текущим моментом, под постоянной угрозой быть обнаруженными не одними, так другими, что в равной степени означает смерть… если только мы не добьемся отмены приговора.

— Отмены? — фыркнул Фигул. — Да как это может быть, командир?

— Я сам не уверен, — признал Катон, — поэтому не хочу раньше времени внушать никому надежду, которая может оказаться тщетной. Мне надо еще как следует продумать все детали, тогда я тебе все объясню. А сейчас надо двигаться.

Впереди на склоне дорога раздваивалась: одна тропа шла налево, огибала край болота и быстро пропадала из виду в легком мареве, которое затягивало горизонт, поднимаясь над самыми глубокими топями и провалами между холмами, где еще лежал плотный туман. Правая тропа, менее разбитая и исчерченная колеями, вела прямо в сердце болот.