Добыча золотого орла. Пророчество орла

Во всяком случае, кавалеристы определенно следовали в том направлении. Однако когда ехавший впереди всадник находился примерно в миле от Катона, посредине их растянувшейся линии возникло какое-то замешательство. Один из разведчиков остановился, спрыгнул на землю и замахал руками, подзывая товарищей. Призыв был передан по цепочке в обе стороны, и солдаты, повернув коней, направились к нему, образуя все более разраставшуюся группу. Катон напрягал глаза, пытаясь разглядеть, что именно происходит в долине. Большинство всадников спешились, командиры что-то обсуждали с человеком, остановившим продвижение. О чем речь, Катон, разумеется, понять не мог, зато, присмотревшись, выяснил, что это не разведчики из легиона. Покрой плащей и закинутые за спины кожаные щиты, натянутые на раму, выдавали в них бойцов вспомогательной когорты, а когда он разглядел венчавшую штандарт тускло поблескивающую медвежью голову, кровь застыла у него в жилах.

— Батавы…

Командующий Плавт имел в распоряжении несколько конных когорт, набранных из воинов этого безжалостного германского племени, славившегося безрассудной отвагой. В прошлом году при форсировании реки Мидуэй батавы стяжали себе зловещую репутацию, в приступе кровожадной злобы перебив на месте всех попавших в их руки пленников. Катон с ужасом припомнил, что воинственные германцы не раз проявляли подобную кровожадность: если они настигнут его товарищей, пощады ждать не придется. Между батавами и легионерами существовало напряжение, выходившее далеко за рамки обычного соперничества между подразделениями в большинстве армий, и, когда войска стояли в Камулодунуме, между находившимися в увольнении римлянами и германцами нередко происходили кровавые стычки, в том числе и со смертельным исходом.

Командир патруля выбрался из толпы своих воинов, расправил плечи и, почесывая спину, принялся озирать окрестности. Катон инстинктивно припал к земле за мгновение до того, как взгляд германца обратился к тому самому холму, где он находился. Правда, юноша пытался убедить себя, что бояться ему нечего, поскольку при столь тусклом свете и на таком расстоянии все равно ничего не разглядеть. Тем временем вождь батавов повернулся и замахал руками. Спешившиеся воины быстро вскочили в седла и подтянулись к нему в свободном порядке, ожидая приказа. Вождь тоже вскочил на коня и натянул поводья. По взмаху его руки небольшая колонна всадников тронулась с места, быстро перейдя на равномерную рысь. Секунда ушла у Катона, чтобы осознать, что они скачут почти прямо к нему. Он понятия не имел, заметили ли они лежавшего на земле человека, но, как бы то ни было, батавы правильно определили направление, в котором ушли беглецы.

Катон поспешно сполз вниз по склону, а как только решил, что его уже не смогут увидеть, вскочил, повернулся и со всех ног припустил по дороге, ведущей к болотам. В полумиле перед собой он видел маленькие фигурки товарищей, утопающие в призрачном тумане, который начал затягивать дорогу. Чтобы не споткнуться, он то и дело на бегу смотрел себе под ноги и всякий раз видел в грязи четкие отпечатки сапог легионеров, бежавших впереди. Он с ужасом понимал, что эти следы ведут всадников прямо к ним.

Мало того, что этот проклятый дождь не переставая изводил и без того измученных беглецов, так теперь он коварно вознамерился выдать их батавам. Преследователи неизбежно настигнут свою добычу, а настигнув, расправятся с беглецами без всякой жалости.

Глава 24

Командующий Плавт, сопровождаемый беспокойными взглядами, медленно шел по площадке, где держали осужденных. Собрались не только центурионы Третьей когорты, но и легат Веспасиан, его старшие трибуны, префект лагеря Второго легиона и старшие командиры остальных трех легионов, которые должны были присутствовать на казни, намеченной на это утро. Лишь немногие позволяли себе переговариваться, да и то так тихо, что их голоса едва пробивались сквозь равномерный шум дождя. Остальные, кутаясь в плащи, смотрели на командующего армией с неподвижными лицами. Из-за тепла их тел жир, которым пропитывали ткань плащей для придания водоотталкивающих свойств, испускал запах плесени, всегда казавшийся Веспасиану тошнотворным: он навевал воспоминания о сыромятне, принадлежавшей его дяде в Реате, где дубили шкуры мулов. Веспасиан припомнил и грязный маслянистый смрад, вечно висевший над мастерской, и данную себе клятву ни за что и никогда не заниматься ничем, связанным с животноводством.