Читаем Добыть Тарковского полностью

— Ты в географии совсем не тикаешь? Это не Австралия. И не Южная Америка. Это остров Бенедикта. Точнее, это неизвестный мне остров, который я нарек островом Бенедикта.

— Вот, значит, как? Нарек...

— Нарек. Чтобы ты поплыла. Чтобы вселить в тебя уверенность.

— Ну спасибо. Мы все равно должны его исследовать.

— Исследуем. Разведем костер и исследуем.

— А если костер потухнет, пока мы ходим?

— Не потухнет. Мы укроем его от ветра. Обложим камнями. Зашибись все будет. Не мороси.

— Сева?

— Что?

— Мне кажется, это ягуар.

Я мгновенно открыл глаза и подхватил с земли Нимбус. Никакого ягуара не было. Зато была Томина грудь. Я сглотнул и склонился над палочками. Трем-потрем, не отвлекаемся. Трем-потрем, с ума не сходим. Без толку. Как они, блядь, это в фильмах делают?

— Может, камни попробуем? Давай я натаскаю всяких камней, а ты будешь из них искорки высекать?

— А из камней тоже высекают?

— Вроде высекают. Я не люблю походы. Там туалета нет.

— Тут тоже. Надо будет сделать.

— Ты сможешь сколотить туалет?

— Нет, я смогу выкопать две ямки с подветренной стороны.

Тома смерила меня взглядом и ушла за камушками. Когда она встала, ее грудь колыхнулась. Не поймите меня неправильно. Я не маньяк. Идите нахуй. Просто когда пиздец полный, надо на чем-то хорошем сосредоточиться, иначе по фазе можно поехать. Ну, или на прекрасном, как это сделал я. Камушки Тома таскала с фантазией. Положила на руки палки, оставшиеся от шалаша, а уже на палки, как на площадку, — камушки. Россыпь целую принесла. Я те сёк, эти сёк, часа два сёк, отчаялся уже, когда на мох искорка вылетела. Забегал, бля. Такое волнение. Тварь я дрожащая или костер разжигающий охуительный Прометей? Жить захочешь, и не так выебнешься.

Иди, говорю, Тома, сооружай костровище. Набери больших камней и выложи их кругом. Только не у входа в шалаш, а между шалашом и джунглями. Чтоб ягуарам неповадно было. Про ягуаров я припиздел. Нет тут, видать, никаких ягуаров. А вот дымом дышать неохота. Справилась. Она у меня умница. У меня. Чувствуете, какая хуйня происходит? Ночью еще прижимается. Пробовали скрывать стояк в одних плавках? Я скоро попробую.

Костер перенесли. Кору пошел запасать. И листья. Больше ничего не горит. Влажность, хули. Спать решили по очереди, чтоб огонь не погас. Я запомнил, из каких камушков искорка вылетела, но никто ведь не поручится, что она вылетит во второй раз. Не готов я так рисковать. Интересно, крабов можно жарить? На рыбалку надо сходить. Исследовать остров. Фруктов еще каких-нибудь найти. Звезд ёбнутых запасти. Томе палку спилить. Чё она без Нимбуса, как дура? У меня в Перми столько дел не было, как на этом сраном Баунти. Бац — ночь. Сели у костра. Ладно, хоть дров успел натаскать. А Тома... Эти бабы... Они не отдупляют. Нельзя прижиматься к мужчине, когда ты без одежды, потому что ты грудью, блядь, прижимаешься! Да, одиноко. Да, муж погиб. Да, платонически. Да, страшно. А мне каково? У меня лучший друг погиб. Совсем не тикает, кулёма слепошарая. Села рядом, голову на плечо положила. Так и уснули у костра. Большое дело — костер. Особенно если ты думал, что никогда его не увидишь.

Два раза ночью вставал — дрова подкидывал. Утром на водопад полез. Сначала хотел в костер побольше накидать и Тому с собой взять, но чё-то очканул. Смотри, говорю, за костром, а я за водой схожу. Не стал ей говорить, что полезу. Весь мозг выест. А там и лезть нехуй. Овраг крутой, вроде наших мотовилихинских. Ать-два, ать-два. За стволы главное держаться. Влез. Вид — ебать-колотить. Море в основном. Земли хуй да маленько. Ручей из скалы течет. Ни селений, ни дымка. Ничего. Я б охуел, если б там пятизвездочный отель стоял. Я тут, значит, воду в листьях ношу, огонь добываю, а они там «Пину коладу» хуярят в шезлонгах. Попер обратно.

Томы нет. У костра нет, в шалаше нет. Заозирался. У воды лежит. Побежал. Ужас. Упал на колени. В сознании. Еле-еле. Чё за херня! — ору. Что с тобой?! Купалась, говорит. Нога, говорит. Живот. Не могу. Медуза. Больно. Слезы текут. Взял на руки, побежал в шалаш. Будто, блядь, в шалаше лекарство есть. Уложил на листья. Как, спрашиваю, она выглядела? Специалист хуев. А Тома молчит.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман поколения

Рамка
Рамка

Ксения Букша родилась в 1983 году в Ленинграде. Окончила экономический факультет СПбГУ, работала журналистом, копирайтером, переводчиком. Писать начала в четырнадцать лет. Автор книги «Жизнь господина Хашим Мансурова», сборника рассказов «Мы живём неправильно», биографии Казимира Малевича, а также романа «Завод "Свобода"», удостоенного премии «Национальный бестселлер».В стране праздник – коронация царя. На Островки съехались тысячи людей, из них десять не смогли пройти через рамку. Не знакомые друг с другом, они оказываются запертыми на сутки в келье Островецкого кремля «до выяснения обстоятельств». И вот тут, в замкнутом пространстве, проявляются не только их характеры, но и лицо страны, в которой мы живём уже сейчас.Роман «Рамка» – вызывающая социально-политическая сатира, настолько смелая и откровенная, что её невозможно не заметить. Она сама как будто звенит, проходя сквозь рамку читательского внимания. Не нормальная и не удобная, но смешная до горьких слёз – проза о том, что уже стало нормой.

Борис Владимирович Крылов , Ксения Сергеевна Букша

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Проза прочее
Открывается внутрь
Открывается внутрь

Ксения Букша – писатель, копирайтер, переводчик, журналист. Автор биографии Казимира Малевича, романов «Завод "Свобода"» (премия «Национальный бестселлер») и «Рамка».«Пока Рита плавает, я рисую наброски: родителей, тренеров, мальчишек и девчонок. Детей рисовать труднее всего, потому что они все время вертятся. Постоянно получается так, что у меня на бумаге четыре ноги и три руки. Но если подумать, это ведь правда: когда мы сидим, у нас ног две, а когда бежим – двенадцать. Когда я рисую, никто меня не замечает».Ксения Букша тоже рисует человека одним штрихом, одной точной фразой. В этой книге живут не персонажи и не герои, а именно люди. Странные, заброшенные, усталые, счастливые, несчастные, но всегда настоящие. Автор не придумывает их, скорее – дает им слово. Зарисовки складываются в единую историю, ситуации – в общую судьбу, и чужие оказываются (а иногда и становятся) близкими.Роман печатается с сохранением авторской орфографии и пунктуации.Книга содержит нецензурную брань

Ксения Сергеевна Букша

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Раунд. Оптический роман
Раунд. Оптический роман

Анна Немзер родилась в 1980 году, закончила историко-филологический факультет РГГУ. Шеф-редактор и ведущая телеканала «Дождь», соавтор проекта «Музей 90-х», занимается изучением исторической памяти и стирания границ между историей и политикой. Дебютный роман «Плен» (2013) был посвящен травматическому военному опыту и стал финалистом премии Ивана Петровича Белкина.Роман «Раунд» построен на разговорах. Человека с человеком – интервью, допрос у следователя, сеанс у психоаналитика, показания в зале суда, рэп-баттл; человека с прошлым и с самим собой.Благодаря особой авторской оптике кадры старой кинохроники обретают цвет, затертые проблемы – остроту и боль, а человеческие судьбы – страсть и, возможно, прощение.«Оптический роман» про силу воли и ценность слова. Но прежде всего – про любовь.Содержит нецензурную брань.

Анна Андреевна Немзер

Современная русская и зарубежная проза
В Советском Союзе не было аддерола
В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности. Идеальный кандидат для эксперимента, этническая немка, вырванная в 1990-е годы из родного Казахстана, – она вихрем пронеслась через Европу, Америку и Чечню в поисках дома, добилась карьерного успеха, но в этом водовороте потеряла свою идентичность.Завтра она будет представлена миру как «сверхчеловек», а сегодня вспоминает свое прошлое и думает о таких же, как она, – бесконечно одиноких молодых людях, для которых нет границ возможного и которым нечего терять.В книгу также вошел цикл рассказов «Жизнь на взлет».

Ольга Брейнингер

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза