Добыть Тарковского

Под два метра ростом, пальто пониже спины, шарф обязательно, джинсы классические, туфли итальянские и духи — это всегда. «Армани спорт» или еще что за три тысячи рублей. Плюс — прическа модельная и, конечно, лицо. Интеллигентное, тонкое даже, нос с горбинкой и ресницы пушистые. Он его спокойно так нес, не меняясь выражением в сравнении, например, с выражением домашним. Обычно люди в обществе лицами каменеют, потому что невольно подозревают опасности и уязвимость своего положения. Опасности Андрей тоже подспудно подозревал, а вот уязвимости не чувствовал. Несмотря на свой внешний вид, он был мастером спорта по боксу и дело свое знал. Он настолько его знал, что об этом знал весь Закамск.

Однажды, а именно семь лет назад, Андрей приехал в Москву на футбол. Он, видимо, очень красиво шел по столице, потому что его позвали сниматься в кино. На полном серьезе. Он и пробы прошел, и пять предложений выучил, и вообще оказался киногеничным человеком. Фильм назывался «Нокаут». Он пользовался у зрителей оглушительным успехом. Андрея стали везде приглашать, даже на фуршеты. Он ходил. Он не был внутри таким, как снаружи, но умел молчать. Он и снаружи-то был таким, каким был, потому что в 2002 году насмотрелся второго фильма «Бандитского Петербурга» и перенял вкусы «Черного Адвоката», которого актер Певцов играл.

А жена Андрея Софочка молчать не умела. То есть не умела совершенно, зато требовала, чтобы он ее повсюду водил с собой. На Андрея обрушилась популярность, и Софочка опасалась за его нравственный облик. Андрей после того фильма вообще слегка затруднился. Он всегда про себя не очень высоко думал, а тут все вокруг вдруг стали думать о нем высоко. Андрей сначала над этим шутил, потом улыбался виновато, затем гневался и слал на три буквы, а потом и сам поверил, что он довольно высокий человек. Полезло из него. Говорит, к примеру, Софочка:

— Андрей, посуду помой.

А он ей с этакой ленцой:

— Сама помоешь. Я семью кормлю. В Голливуде скоро жить будем. Царь царей я. Мир под ногами лежит. Всех порву, Софочка. Яхту куплю, как Ди Каприо.

А Софочка на него смотрит и не понимает — он серьезно или шутит?

Поначалу Андрей действительно шутил. Но если раньше он шутил разнообразно — то про таджиков, то про секс, то про рыбалку, то про баню, то про друга Жентоса, то к месту; а теперь шутки пошли однобокие и как бы в русле собственного величия. Естественно, очень быстро они стали несмешными и перестали быть шутками. Андрей такого себе навоображал, что с трудом выносил окружающую действительность. Тут его в Москву на пробы пригласили. Конечно, Софочка увязалась за ним. Приехали. Такси, гостиница возле Кремля, россыпь продюсерских улыбок. После проб чету Панкратовых пригласили на вечеринку: Уютный такой зал не помню где. А Софочка... Как бы это сказать... Не пляшет против московских красавиц. А самое плохое, что это ей не Андрей сказал — она это сама поняла, сравнивая свои достоинства с чужими.

Они танцевать пошли в обнимку, а Софочка ему говорит:

— Бросишь ты меня, Андрюша. Посмотри, какие все красивые кругом. А у меня, посмотри, грудь маленькая. Может, силикону накачать? А губы? Смотри, какие губы — две полоски. А у той, видишь, у той? Пухлые-препухлые. Может, ботокса мне? А та, смотри, какая! Ноги от ушей, не то что у меня. И в кино, наверное, понимает. Тебе такую надо, с твоим-то успехом. Бросишь ты меня. Скажи правду — ведь бросишь? Бросишь, а?

Андрей от таких речей удивился и стал жарко разубеждать Софочку.

— Не говори ерунды. Ни за что тебя не брошу. Ты моя половинка. Я тебя только понюхаю, и у меня сразу... ну... твердый.

Софочке аргумент показался неубедительным.

— Это ты их еще не нюхал. Вот понюхаешь и сразу меня бросишь.

— Не буду я никого нюхать! Что ты такое несешь?!

— Ничего не несу. Вон, смотри, в каком платье. У меня и платья такого нет.

— Хочешь, купим тебе точно такое же?

— Чтобы ты ее вместо меня представлял? Ты и в постели, поди, ее вместо меня представляешь?

— Кого — «ее»? Я ее даже не знаю!

— А зачем ее знать? Если подумать, лучше даже не знать, чтобы представлять. Ладно. Представляй. А я буду Брэда Питта представлять. Или Харатьяна, я его в детстве очень любила.

— София. Не надо никого представлять. Я люблю тебя, у нас все хорошо. Успокойся, ради бога.

Софочка не успокоилась, но притихла. Зато взволновался Андрей. До этого он не смотрел на жизнь в таком сравнительном ключе, а сейчас, после слов Софочки, вдруг посмотрел. Если на чистоту, если вот действительно, то та, в платье, она ему больше соответствует. И та, с грудью, тоже. Если отбросить эмоции и посмотреть в общем, то Андрей, конечно, сильно возвысился, убежал вперед и вверх, а Софочка как продавала кроссовки в «Адидасе», так и продает. Он ее очень любит, очень, но вопрос соответствия, органичности, можно сказать — равенства, никто не отменял. Конечно, все это Андрей не в тот же вечер подумал, но двинулся в этом направлении он именно тогда. Это как брага — не сразу, но выбродит, не завтра, так через год. Через год и выбродила.