Добывая у общества грани – не падай

А только бережно уводят – по другой

Системе слов и миру – не по нам,

Как будто цвёл их – вымерший приток,

Он чуждый сам и одиноко – лишь

Ты в памяти хранишь – природу боли,

Как волк ума, как дух другой – из нас

В серебряной оценке – этой воли.

Когда забьют воспоминания

Для сна в инертном теле – есть звезда,

Для робкой каторги, откуда ты пришёл

За словом – в преисподнюю читать,

Для мании величия – своей.

Ты волю под другое – бытие

Берёшь и этим – словно не у дел,

Ты исчерпал могущества – предел

Внутри увядших писем – о любви.

Но вспоминают – только ли о них,

Их принимают по стакану – чая

И робко льётся марево – затем,

Когда в инертной позе – ты задел

Свои года – в упущенном столетии,

Им столько думая об общем – бытие,

Ты не хотел увиливать – при мне,

А только распивал – горячий чай.

Когда забьют те воли – времена

И томно вспомнят о тебе – друзья,

Когда их письма, словно неживые

Прольются через – истинный укор

Ты будешь говорить об этом – споре,

Ты явно откомандуешь им – в страсть

Сегодня мужеству обратно – не упасть

И не предаться вольному – пределу.

Он есть и только выжжена – звезда

На корне идеала – в нас смотреть,

Она хранит восток – воспоминаний,

Она желтеет в памяти, как страсть.

Ей ходят нищие и в бедности, увы,

Ты отложил свои приметы – врозь,

Но только ищешь им пароль – внутри

От тысячи таких – воспоминаний.

Им нет предела паники – вокруг,

Когда забьются в теле – о другом,

Инертном поле – мнимые года

И ты настанешь будущему – слову,

Как самый необычный ветер – глаз,

Как смысл руки оскомины – творя

Свою модель искусства – в этой тьме,

Пока забили обществу – тот рай

Другими числами и робами – умов,

Другой оценкой мании – величия,

Чтоб жить наедине – от неприличия

И только вспоминать – дурное горе.

Не пахнет здесь оно и – не горит,

А только зов картонный нам – припомнит,

Как совесть в экзальтации – хранит

Свой чайник неба в призванном – раю.

То наливают мудрости – в шагах

Другие воли – ком воспоминаний,

Им тяжелее льётся догмой – страх

И так же просто – обрывает век.

Не возведя исторический миг

Лишь образуя на пальцах – весну,

Не возведя ей – противное в миг,

Ты ощущаешь по возрасту – ту

Проблему сердца, откуда возник.

Как отыскал свой одинокий – котёл

И в нём сварил пути подземное, лишь

Ты – одиночеству не видишь, молчишь

И отражаешь свой собственный – сон.

Как в этой правде он возводит – уму

Столь исторической приметы – вуаль,

Как сном спадает нам сегодня – во тьму

Природа этого спокойного – рая,

Где ты не стал ей – историчностью плыть,

Где пахли сакурой – прямые дома

И в отношении им – тождеством быть

Ты стал, как любит их – другая весна.

Над одиноким проявлением – сна,

Над отражением искусства, пройдёшь

Тот свет покорности, чтоб в жилах упал

Твой современный ответчик – оскал.

Он чёрной думой не смотрит – в окно,

Он раздаёт по круговерти – мечтам

Свои претензии, будто бы льёт

Нам обязательство – в праве по снам.

И в этом призраке – снова стоит,

Подумав лично – твой одинокий причал,

Он думал вечером – снова встречал

Культуру мира – по восточной заре,

По этой форме одиночества – в нас,

Когда мы словом – отнимаем ему

Причину ложной ситуации – мира,

Желая видеть утолённо – весну.

Желая водам встречать – этот мир

И утопичности света – в глазах,

Как будто миг – от историчности сам

Не знает время одиноко – в руках.

Неизменность на лице

Когда уходит пустота раздолья,

Когда по городу проходит – человек

Не видно горькой, низменной поры,

А только – неизменностью уходит

Дорога к личной каторге – души.

Её не тронь, что чудо – осторожно,

Её – порхают светлые черты

Над солнцем – под устоями из моды,

Над вечностью расплаты красоты.

Разбился слов полёт, как эта ночь

Усталая – близ вольности у глаз,

В которой Невский ходит, как приказ

И лично ищет – памяти черты.

Прошла прохлада уличного – звона,

Искусством современности – дрожит

И только поле в сумерках – знакомо

Там ищет шанс – осовременить стих.

Он – будто бы парил по эталону,

Как смертный смотрит – прямо на себя

И видит город в счастье – незнакомо,

Так близко и доверчиво – искомо,

Как будто бы пришла ему – опять

Природа неизменности – на слове,

Приличие – от тонких рук твоих,

Им жило городское ожидание

И в смерти думать правом – не дало,

Как жизни солнце – нам засветит тихо,

Пройдёт та неизменность – на лице,

Что сковывала – мрачный торг и время,

Что душу поднимала – на заре.

Там стыли каменные плёсы – впереди,

Искал ажурный вопль – свои года,

Но счастьем стало миру – не лицо,

А ожидание искусства – по себе,

По той дороге считанной руины,

Когда уходит пустота – из грёз

И только Невский – эхом преподнёс

Свои страдальческие возраста – картины.

Есть ли выстрел?

Немного долетел – судьбе назло

До эпатажа в личности – своей,

Немного опоздал, чтоб было ей

Прелестно думать – о благах,

В которых – взяли смертные шаги

В законном свете – мудрого ума —

Твои ли выстрелом согретые – враги,

Ведь им нет места – в сером чемодане?

Затихла поздней ночью – эта боль,

Заняв по призрачной картине – имена,

На лицах сузились – объёмные граниты

И только камни светят – до утра.

Там был топаз – внутри янтарной лиры,

Там светел ум – по правде из любви,