Добывайки на реке

И он ушел. Все молча сидели вокруг стола. Хомили не сводила глаз с трех небольших узлов, привязанных к шляпной булавке. Люпи одолжила Хомили свой кротовый жакет… который стал ей узок: на Арриэтте был шарф Эглтины; высокая, стройная девушка накинула его Арриэтте на шею и трижды обмотала, так ничего и не сказав. «Она хоть когда-нибудь говорит?» — спросила как-то Хомили у Люпи, воспользовавшись ее хорошим настроением. «Почти никогда, — сказала Люпи, — и не улыбается. Она стала такой после того, как еще девочкой убежала из дома. Не один год прошел с тех пор».

Но вот вернулся Хендрири и сказал, что путь свободен!

— Лучше зажги свечи, сейчас позднее, чем я думал.

Один за другим они спустились по спичечной лестнице, больше не боясь шуметь. Дровяной ларь был далеко отодвинут от стены, и они гуськом вошли в комнату, высокую, как собор, огромную и тихую, — лишь их голоса отражались от стен, — сами себе хозяева: ходи, куда хочешь, делай, что пожелаешь. Окно, как Под и предвидел, было закрыто ставнями, но через небольшое оконце, низко прорезанное в толстой стене, просачивались последние бледные лучи заходящего солнца. Братцы и Арриэтта были вне себя: они носились взад и вперед между ножками стульев, обследовали пещеру под столом, где в свете свечей плясала висящая там паутина. А сколько было сделано открытий, сколько найдено сокровищ! — под половиками, в щелях двери, между свободными камнями очага… Здесь булавка, там спичка, пуговица, старая запонка от воротничка; почерневшая монета, коралловая бусина, крючок без петельки, отломанный кончик грифеля от карандаша (Арриэтта бросилась к нему и тут же спрятала его в карман: ей не разрешили взять с собой дневник, пришлось оставить его вместе с прочими «не самыми важными» вещами, но кто знает…). Затем, поставив на пол свечи, они принялись взбираться кто куда — все, кроме Люпи, которая для этого слишком растолстела, и Пода с Хомили, стоявших у входных дверей. Хендрири решил залезть на висевшее на гвозде пальто, чтобы проверить карманы, но ему было далеко до Пода, и он повис на рукаве, еле переводя дыхание и обливаясь потом, — пришлось старшему сыну его вызволять.

— Надо было забираться по петлям, — шепнул Под Хомили, — за них можно цепляться ногами, а карман подтащить к себе за материю. Никогда не надо лезть прямо к карману…

— Хоть бы они угомонились, — шепнула в ответ Хомили, — пока мы не уйдем.

В обычное время она и сама получила бы удовольствие от этой игры: «что нашел, то мое», где любые средства хороши — что лучше для добывайки, чем охота за добычей без помехи, — но сейчас все омрачала мысль о ждавших испытаниях, и паясничание родичей казалось ей глупым.

— Ну а теперь, — неожиданно сказал Хендрири, приводя в порядок платье и направляясь к ним, словно он прочитал ее мысли, — давайте испробуем лазейку.

Он позвал старших сыновей, и, поплевав на руки, они ухватились за дощечку, прикрывающую дыру в двери.

— Раз, два, три, ух! — произнес нараспев Хендрири.

Они изо всех сил толкнули дощечку вверх, и она медленно, со скрипом, повернулась на гвозде, открыв глазам похожее на арку отверстие.

Под взял свечу и выглянул наружу; он увидел траву и камни и до того, как ветер чуть не задул пламя, мелькнувшую перед глазами тень. Под заслонил пламя свечи ладонью.

— Быстрее, Под, — еле дыша, произнес Хендрири, — эта деревяшка тяжелая…

Под опять посмотрел в дыру: ни травы, ни камней, — струящийся мрак, еле слышное дыхание и неожиданно возникшие две огненные точки, как острия булавки, — немигающие, неподвижные, беспощадные.

— Бросайте деревяшку, — еле слышно сказал Под, не разжимая губ. — Быстрее, — еще тише проговорил он, так как Хендрири замешкался. — Ты что — не слышишь колокольчик? — И замер на месте, держа свечу перед собой.

Раздался глухой стук упавшей дощечки и одновременно с ним визг Хомили.

— Ты тоже видела его? — спросил Под, оборачиваясь.

Поставив свечу на пол, он, все еще тяжело дыша, вытер лоб рукавом.

— Видела его? — вскричала Хомили. — Да, еще секунда — и он был бы тут, среди нас.

Тиммис заплакал и Арриэтта подбежала к нему.

— Все в порядке, Тиммис, он ушел. Это был всего лишь хорек. Старый, ручной хорек. Пошли, я расскажу тебе сказку.

Она отвела его под грубо сколоченный деревянный стол, под которым еще раньше заметила большую книгу. Поставив ее на края переплета, Арриэтта превратила книгу в шалаш, и они забрались вдвоем под его уютный кров.

— Что это было? — спросила ничего не заметившая Люпи.

— То самое, что сказала Арриэтта, — хорек, — ответил ей Под, — хорек Тома, скорее всего. Если это так, он будет теперь день и ночь бродить вокруг дома, искать, как бы ему попасть внутрь… — Он обернулся к Хомили. — О том, чтобы уйти сегодня, нечего и думать.

Люпи, стоявшая в очаге, где зола все еще не потеряла тепла, опустилась на пустой спичечный коробок; тот угрожающе заскрипел.

— Был бы тут, среди нас, — чуть слышно повторила она, закрывая глаза, точно боясь увидеть это страшное зрелище. И махнула несколько раз рукой, чтобы рассеять поднявшееся облачко золы.