Добывайки в воздухе

– Но ведь не случилось ничего плохого, мама, – стала успокаивать её Арриэтта. – Нам нечего бояться. Ты здесь в безопасности… в гораздо большей, чем где бы то ни было ещё. Они станут о нас заботиться, защищать, никому не дадут в обиду, обеспечат всем необходимым… И так будет всегда, всю жизнь, до конца наших дней. Она мне обещала.

Хомили, хотя её по-прежнему била дрожь, казалось, немного успокоилась и еле слышно спросила, посмотрев на мужа:

– Что об этом думает твой отец?

Арриэтта тоже повернулась к нему.

– Не говори ничего, папа, подожди, прошу тебя. Пожалуйста. Дай мне рассказать всё, чтобы ты мог… ну, всё увидеть своими глазами.

– Что увидеть? – не понял Под.

– Что всё в порядке.

– Ладно, продолжай.

Торопливо, словно оправдываясь, Арриэтта принялась рассказывать о своей дружбе с мисс Мэнсис с самых первых дней и начала с того, какая та добрая, талантливая, храбрая, заботливая. Не забыла упомянуть и о «дорогом Гэдстоне», и об Обри, «лучшем друге» мисс Мэнсис. (В этом месте Хомили покачала головой и, прищёлкнув языком, задумчиво сказала: «Печально, когда случаются такие вещи. История вроде этой произошла с моей сестрой Миллигрэм; Милли тоже так и не вышла замуж. Стала собирать крылья дохлых мух, делать из них веера и всякое такое. Красивые они были при ярком свете, так и переливались всеми цветами радуги…») Поведала Арриэтта и о мистере Потте: какой он добрый, по словам мисс Мэнсис, деликатный и какой искусный изобретатель и мастер.

– Он как мы, – внезапно прервал её Спиллер, причём сказал это с таким чувством, что у Арриэтты возникло в уме какое-то смутное воспоминание.

– Так это он тот добывайка, о котором ты нам как-то рассказывал? – спросила она, взглянув на Спиллера. – Тот, который живёт один?

Спиллер, лукаво улыбнувшись, подтвердил:

– Точно. Я и сам много чему от него научился… Да любому добывайке не повредило бы…

– А зачем, если живёшь на всём готовом? – удивился Под. – Не к чему и руки приложить… Продолжай, Арриэтта.

– Да всё уже… Во всяком случае, сейчас больше ничего не приходит в голову.

– Что ж, вполне достаточно и этого. – Под пристально посмотрел на дочь, сложив на груди руки, и с серьёзным, даже мрачным, выражением медленно произнёс: – Ты не должна была так поступать. И неважно, что мы от этого приобретём.

– Послушай, Под, – быстро вставила Хомили, – должна, не должна, она это сделала, а сделанного не воротишь, сколько бы ты её ни бранил. Я хочу сказать… – Хомили обвела взглядом комнату, посмотрела на сияющую посуду на кухонном столике, на кран над раковиной, на незажжённую лампочку под потолком и закончила: – Мы многим ей обязаны.

– Здесь всё пахнет человеками, – заметил Под.

– Запах выветрится, – возразила Хомили.

– Ты уверена?

Потеряв терпение, Арриэтта внезапно вскочила с табурета перед огнём и в негодовании воскликнула:

– Ну что вам ещё надо?! Я думала, вы будете довольны… будете гордиться мной… Мама всегда мечтала о таком доме, как этот!

И, нащупав задвижку, она распахнула дверь и выбежала в лунную ночь, а в комнате повисла тишина. Все молчали, но вот раздался тихий скрип стула – это встал Спиллер.

– Куда ты? – небрежно спросил Под.

– Посмотрю, как там на причале.

– Но ты же вернёшься сюда? – всполошилась Хомили: вновь обретённый уютный дом просто обязывал к гостеприимству.

– Постараюсь, – ответил Спиллер.

– Я с тобой, – сказал Под.

– Ваше дело.

– Хочу подышать свежим воздухом, – добавил Под, обернувшись к Хомили.

Стоя в тени дома, Арриэтта видела, как они прошли, освещённые луной, а когда уже скрылись в темноте, услышала, как отец сказал: «…Зависит от того, как на это смотреть», – и спросила себя: «На что – на это?» Неожиданно Арриэтта почувствовала себя очень неуютно: у отца с матерью есть дом, у Спиллера – барка, у мисс Мэнсис – мистер Потт и игрушечный городок, у мистера Потта – мисс Мэнсис и игрушечная железная дорога, а у неё – никого и ничего. Протянув руку, она схватилась за стебель одуванчика высотой с фонарный столб, который вытянулся до окна её спальни, и, поддавшись внезапному порыву, сломала его пополам. Серебряные парашютики разлетелись во все стороны, а сок залил ей руки. С минуту она смотрела, как светящиеся копья, распрямившись, плывут в темноту, а затем, почувствовав, что озябла, направилась в дом.

Хомили по-прежнему сидела у огня, там, где они оставили её, и мечтала. Перед очагом было уже тщательно подметено, а на столе стояла зажжённая свеча. Она явно чувствовала себя счастливой в своём новом доме. Сердце Арриэтты внезапно пронзила острая боль, и она, подвигая к огню табурет, спросила:

– Ты бы хотела всегда здесь жить?

– Да, – сказала Хомили, – тут теперь так уютно… Но почему ты об этом спрашиваешь? А ты разве не хотела бы?

– Не знаю, – пожала плечами Арриэтта. – Все эти человеки летом… Вся эта пыль… Весь этот шум…

– Да, – согласилась Хомили, – убирать придётся часто. Но нет худа без добра – зато теперь у нас проточная вода и кран.

– Придётся сидеть взаперти, пока не уйдут посетители…