Дочь алхимика

Поспешно развернув сверток, задохнулась: это действительно была та самая друза, найденная в кабинете отца на второй день знакомства. Прозрачный кристалл отблескивал гладкими гранями, но запускаться по-прежнему упрямо не желал. Так что спустя минуту тщетных попыток я просто оставила его на дне ридикюля, решив, что сохраню как единственную память о своей семье.

Разложив перед собой кожаные папки, бегло осмотрела их содержимое. Одна из них действительно оказалась на вымышленное имя. С документами и ворохом банковских бумаг, позволявших прожить оставшиеся до петергофского бала дни едва ли не в роскоши. Вторая же…

Чувство всепоглощающего разочарования затопило меня хлесткой волной, когда пальцы коснулись лощеного документа, заверенного главной печатью министерства и подписью самого цесаревича. В акте о расторжении брака я снова увидела свое старое имя: Ольга Савельевна Ершова, наследная графиня четвертого графа Ершова и единственный потомок герцогского дома Соколовых.

Дышать стало совсем невозможно, потому как жар на мгновение накрыл с головой. Глупая, а ведь я думала, что лишилась чувств…

Снова размеренно задышав, смогла разглядеть остальное.

Денежные бумаги поражали размахом цифр. Оказалось, Николай побеспокоился не только о данном обещании, щедро удвоив его, но и предусмотрительно перевел наследуемые мной деньги на несколько различных счетов на случай любой непредвиденности.

Внизу полученных документов стояла витиеватая подпись моего уже бывшего супруга, вернувшая острые воспоминания о вечере в порту. Я как будто снова ощутила хлесткие удары ночного ветра на своей коже и не менее болезненные слова маркиза: «Мы слишком мало знаем друг о друге, не находите?»

А ведь тогда я действительно попалась в ловушку по глупости, ведь почерк мужа был мне совсем незнаком. Хотя… я вообще мало что знала о нем, впрочем, как и сейчас. Но почерк… с этого дня ничто бы не позволило мне ошибиться. И вот теперь, сверяясь с воспоминаниями, я точно видела: та записка принадлежала не его руке. Слишком небрежная и простая, без характерных завитков, украшающих большие буквы…

Болезненные воспоминания лишили остатков сил, и я запретила себе снова думать о маркизе. Бережно спрятала обе папки в дорожную сумку, после чего выпила уже остывший чай и раскрыла занавески.

За толстым окном поспешно мелькали высокие деревья, лишь изредка сменяясь коротким сельским пейзажем. С десяток минут я с любопытством разглядывала местность, но совсем скоро поняла: все, что можно было увидеть, мною уже увидено. И сейчас единственно важное — не уснуть, чтобы не пропустить первую вспышку.

О ливиумном всплеске догадалась заранее: сиденье подо мной, как и весь поезд, мелко-мелко задрожало, пустив под ногами почти незаметные частые волны. Сам свет могла бы не заметить, если бы не смотрела в окно, но любопытство все же заставило выглянуть.

Мы приближались к огромной арке с бешеной скоростью. В воздухе едва заметно запахло отцовским ливиумом, запах которого мне теперь не спутать ни с чем, и краем сознания я ощутила легкий толчок — словно бы прошла сквозь мембрану огромного мыльного пузыря.

Пейзаж в окне мигом изменился, как сменяются в альбоме дагеротипические снимки: переворачиваешь страницу — и унылая сосновая зелень сменяется солнечными бликами на свежей шелестящей листве.

Уже знакомый голос молодой проводницы сообщил через отверстия громкоговорителя:

— Поезд прибывает в Западноросские земли через пять минут. Просьба пассажиров пройти к выходу.

Снова бросила взгляд на свой билет. Вера Матвеевна Калинина должна была продолжить путь, но я с самого начала знала, что на сей раз подчиняться приказу маркиза не стану…

Осознание того, что спустя несколько ливиумных всплесков я вновь увижу Алешу, почему-то неприятно кольнуло сердце. Внезапно совершенно ясно возникла вспышка озарения: возвратиться к прошлому уже невозможно, а начать совершенно новую жизнь под вымышленным именем даже легче здесь, в Староросской империи. Да и заговорщики… Вряд ли они обратят внимание на простую девушку.

Тихо звякнула защелкой замка. Осторожно выглянула в узкий коридор, стараясь не попасться на глаза пассажирам. И, не найдя никого, кто бы следовал к началу вагона, окончательно решилась.

Запахнула полы пальто, подхватив тяжелый ридикюль, и спешно прошла к выходу.

Поезд останавливался нехотя, рвано. Грохотал обиженно, что должен прервать с таким трудом набранный быстрый бег, и затихал всего на несколько минут. Но этого оказалось достаточно, чтобы по полной его остановке выпрыгнуть на перрон незнакомого вокзала, тут же скорым шагом пройдя в здание.

Вокзал гудел не хуже петергофского.

Здесь тоже сновали мальчишки-носильщики, и, изловчившись, я остановила одного из них. На вид ему было от силы лет десять, но внимательные ярко-синие глаза выдавали недетский жизненный опыт.

Мне стало по-настоящему жаль ребенка.